ЗОЛОТОЕ ДЕЛО МЕЦЕНАТА

ИСТОРИЯ ХУДОЖЕСТВЕННО-РЕМЕСЛЕННОЙ УЧЕБНОЙ МАСТЕРСКОЙ ИМЕНИ М. В. ПОПОВА

     Своим появлением учебная мастерская обязана ставропольскому банкиру, купцу 1-й гильдии, владикавказскому почетному гражданину Макару Варфоломеевичу Попову, обладавшему по меркам дореволюционной России весьма значительным состоянием.

     Задолго до открытия мастерской душеприказчики умершего к этому времени М. В. Попова — его вторая жена Е. К. Попова и М. А. Аладжалов — внесли в Ростовскую-на-Дону контору Государственного Банка «вечный вклад» в размере 100 тыс. рублей.

     Согласно воле покойного эти деньги поступали в распоряжение органов нахичеванского городского самоуправления для «учреждения и содержания» в г. Нахичевани-на-Дону ремесленного училища.

     В 1900 г. Нахичеванская городская управа, усомнившись в истинности завещания М. В. Попова, подала иск, по которому было начато судебное разбирательство, длившееся в течение ряда лет. Целью городских властей было получить не 100 тыс. рублей, а 500 тыс. [1. —Л. 1; 2. — Л. 1-3, 13, 147 об., 157-158].

     Эта тяжба была весьма драматична и носила чуть ли не детективный характер. В конфликт со стороны наследников М. В. Попова был вовлечен знаменитый юрист и адвокат Ф. Н. Плевако, а со стороны Нахичеванской городской управы, правда, на завершающей стадии дела — юрист, публицист, земский деятель и профессор Московского университета С. А. Муромцев [З. — С. 859, 1024; 2. — Л. 74. 122-123, 127].

     Согласно более ранним завещаниям М. В. Попова за 1883 г. и 1885 г., на нужды города выделялись 500 тыс. рублей «на устройство и содержание» Института восточных языков, в котором должен был изучаться и армянский язык, а не 100 тыс. якобы от наследников банкира. Городская управа настаивала на легитимности ранних завещаний, опровергая последнее — 1893 г.

     Вероятно, утверждения о фальсификации предсмертного завещания М. В. Попова были весьма убедительны, если управа позволила своим адвокатам братьям Одарченко вовлечь себя в судебное разбирательство.

     Собранные адвокатами документы бросали тень на вторую жену банкира. Сопоставление текстов завещаний разных лет даёт повод подозревать ее в корысти, злом умысле и фальсификации документов. Ведь исполненное завещание было составлено за несколько месяцев до смерти М. В. Попова в психиатрической клинике в Санкт-Петербурге [2. — Л. 1-3, 13, 16, 138, 138 об., 139 об.].

     Судя по всему, последние годы жизни банкира были насыщены сильными душевными переживаниями. Так, в 1892 г. против него было возбуждено уголовное дело в Ставропольском окружном суде по обвинению в «двойном взыскании». По словам современников, это дело широко освещалось в прессе и «произвело сенсацию на Северном Кавказе». Безусловно, такой скандал не мог не повлиять на психическое состояние М. В. Попова, вызвав «нервный удар, так и последующее за ним состояние его умственных способностей».

     Тот факт, что М. В. Попов через несколько месяцев после составления завещания был помещен в психиатрическую лечебницу доктора Фрей, в отделение для душевнобольных, и при этом был болен «прогрессивным параличом, начавшимся задолго до составления завещания» 1893 г., свидетельствует не в пользу Евдокии Карповны Поповой.

     По словам одного из психиатров, «в момент составления завещания он (М. В. Попов)... одержим был слабоумием в степени, лишающей его возможности свободно располагать своей волей».

     Анализируя тексты завещаний М. В. Попова разных лет, невольно обращает внимание на его желание дать своей жене минимальное содержание. К тому же при условии вступления в очередной брак она должна была понести существенные материальные убытки...

     В декабре 1901 г. Нахичеванская городская управа проиграла дело. Судебные отчеты по поводу этой тяжбы были помещены в «Приазовском крае» и в «Донской речи».

     Желание городских властей оспорить решение Ставропольского окружного суда довольно быстро иссякло. Немалую роль здесь сыграло и заключение С. А. Муромцева по этому делу, доказавшего бесперспективность дальнейшей борьбы [2. — Л. 31 об., 40 об., 87, 122-123, 126-127, 128, 137 об.].

     Последние отзвуки дела о завещании имели место в 1906-1907 гг., когда Нахичеванская городская управа вынуждена была оплатить Е. К. Поповой судебные издержки [2. — Л. 180-184, 187].

     К этому времени в Нахичевани-на-Дону уже существовала Художественно-ремесленная учебная мастерская имени М. В. Попова (ХРУМ). Учебный процесс в мастерской начался, вероятно, в августе-октябре 1905 г. [4. — Л. 1; 5. — С. 3].

     Деятельность мастерской, располагавшейся на 2-й Георгиевской улице, № 4 в доме наследников М. В. Попова, регламентировал устав, утвержденный министром финансов 18 мая 1905 г. Заметную роль в составлении устава и в открытии мастерской сыграл Григорий Мануйлович Аладжалов [1. — Л. 4, 5; 4. — Л 21].

     В основу устава легло «Положение о художественно-промышленных учреждениях ведомства Министерства Финансов», утвержденное 10 июня 1902 г.

     Вполне естественно, что с учреждением 27 октября 1905 г. Министерства торговли и промышленности, мастерская была передана в подчинение Учебному отделу нового ведомства.

     Согласно, уставу мастерская должна была «сообщать обучающимся в ней художественные познания и технические приемы для выполнения различных предметов из металла с применением к ним художественной отделки». При необходимости могло быть введено изучение и других «отраслей художественного производства».

     В мастерскую принимались «физически здоровые» мальчики и девочки в возрасте младше 12 лет. Желавшие пройти курс учения должны были иметь свидетельства об окончании начального училища или выдержать экзамен в объеме этого училища [1. ― Л. 5, 5 об.]. Первоначально дети обучались в течение трех лет. Позднее, с 1 сентября 1908 г., курс учения стал длиться четыре года: три года по «научным предметам» и специальным, а четвертый год исключительно по «художественным предметам и ремеслу» [5. ― С. 4; 4. ― Л. 73].

     Среди общеобразовательных, или «научных» предметов были: Закон Божий, русский язык, арифметика, геометрия, естествоведение. Дети-армяне григорианского исповедания, помимо названных предметов, изучали армянский язык и Закон Божий своей церкви. Преподавателями общеобразовательных предметов, согласно уставу, были «лица», имевшие право преподавания в в средних и низших учебных заведениях.

     К художественным предметам относились: рисование, черчение, лепка и история стилей (орнамента). Преподаватели этих предметов должны были иметь диплом или свидетельство об окончании курса художественно-промышленного училища или «художественно-промышленного учебного заведения, курс которого не ниже художественно-промышленного училища, а равно лица, окончившие курс художественно-промышленной школы и прошедшие педагогические при ней курсы».

     Формированию преподавательского состава мастерской уделялось особое внимание. Так, уже на втором заседании Совета, в августе 1905 г., было принято решение пригласить на работу мастера золотых дел. По прошествии нескольких лет со дня открытия эмалевой мастерской на должность преподавателя эмалевой живописи пригласили выпускницу Строгановского училища ― Л. В. Добровольскую, а с января 1912 г. ее место занял И. Е. Леонов, приехавший из Санкт-Петербурга. Среди преподавателей был известный ювелир А. Н. Алексеев. Заведующий мастерской С. Г. Недлер, окончивший Санкт-Петербургскую Академию Художеств, преподавал металлургию, рисование, композицию и историю орнамента. Другие преподаватели специальных предметов также совмещали несколько «художественных» курсов [4. ― Л. 3, 171; 5. ― С. 4, 5, 13].

     Основное внимание в учебном процессе отводилось практическим занятиям, ведь мастерская должна была подготовить из своих учеников профессиональных специалистов. Первоначально обучение велось в монтировочной, ювелирной и граверной мастерских. С сентября 1906 г. к ним добавились мастерские чеканки и эмали. Надо сказать, что учебная мастерская принимала заказы, если они соответствовали ее «учебным целям».

     Выпускники получали свидетельства на звание подмастерьев с правом получения звания мастеров не ранее, чем через три года работы по специальности. При учебной мастерской уже в 1905 г. были открыты вечерние и воскресные классы рисования, промышленный музей и «прикладная» библиотека, а также общежитие для учащихся [1. ― Л. 5 об., 6, 6 об., 8-8 об., 4. ― Л. 7, 9; 10; 5. ― С. 4]. Вполне естественно, что администрация мастерской уделяла особое внимание комплектованию библиотеки. В частности, уже в 1905 г. Обществом поощрения художеств был пожертвован комплект журнала «Художественные сокровища России» за весь период существования издания. Неоднократно жертвовали Учебного отдела министерства («Торговля и промышленность Европейской России», альбомы фотографий), учреждения (например, училище барона Штиглица в Санкт-Петербурге) и частные лица (Ф. С. Генч-Оглуев) [4. ― Л. 12; 5. ― С. 22].

     Управленческие функции в мастерской были разделены между Советом, Педагогическим комитетом и заведующим.

     Совет включал представителя от потомков М. В. Попова, по одному представителю от органов городского самоуправления и Церковного попечительства о бедных армянах, избираемых на 4 года, и одного ― от министерства. Заведующий мастерской, им на протяжении всей ее истории был Сергей Германович Недлер, ― являлся непременным членом Совета [1. ― Л. 6 об.].

     Согласно уставу, при Совете могли быть учреждены должности почетных членов.

     В течение первых четырех лет деятельности мастерской членами ее Совета были: Е. К. Попова ― почетный член и председатель, исполняющий обязанности председателя Х. Х. Чалхушьян, гласный городской думы Г. П. Кечеджиев и член Церковного попечительства о бедных армянах, купец 2-й гильдии Г. К. Яблоков (Хнцорьян). Надо сказать, что общественная деятельность Яблокова распространялась и на Нахичевано-Бессарабскую армянскую духовную семинарию.

     Министерство торговли и промышленности, благодаря своему представителю П. М. Верховскому ― действительному статскому советнику и директору Коммерческого училища в Ростове, ― имело полную картину о деятельности мастерской. Несколько раз в заседаниях Совета от министерства принимал участие Альберт Николаевич Бенуа ― брат знаменитого художника, историка искусств и художественного критика Александра Николаевича Бенуа. Что касается Альберта Николаевича, то он был известным художником-аквалеристом , преподавателем Академии Художеств [3. ― С.130; 5. ― С. 5].

     Совет занимался решением всех финансово-хозяйственных проблем, а также избирал из своей среды председателя и заведующего мастерской, который, согласно уставу, обязательно должен был иметь художественное образование.

     Учебно-воспитательная работа находилась в ведении Педагогического комитета, состоявшего из всех преподавателей под председательством заведующего.

     Педагогический комитет вырабатывал программу занятий, которая проходила утверждение в министерстве. Что касается программы преподавания художественных предметов, то, прежде чем быть утвержденной в министерстве, она отдавалась на рассмотрение в Академию Художеств [1. ― Л.5 об.; 7].

     Необходимо упомянуть о том, что средства мастерской составлялись от процентов завещанного М. В. Поповым капитала, субсидий Государственного казначейства, платы за обучение, пожертвований и «других денежных поступлений».

     На протяжении многих лет мастерская передавала свои изделия в музей-склад при Учебном отделе Министерства торговли и промышленности. Одна из ведомостей была подписана инспектором по художественной части министерства А. Н. Бенуа. Часть изделий из музея-склада продавалась, а деньги поступали на счёт мастерской, составляя ещё одну статью доходов [6. — Л. 7; 5. — С. 24]. Сбыту изделий, изготовленных для продажи, значительно способствовало открытие министерством в 1910 г. магазина в Санкт-Петербурге.

     Ещё одним источником доходов были выставки-продажи, на которых принимались и заказы. Мастерская интенсивно участвовала в выставках, как местного, так и российского масштаба. В частности, в 1912 г. мастерская приняла участие в петербургской выставке «Устройство школы и её оборудование». Традиционными были местные пасхальные выставки-продажи [5. — С. 22-23, 29].

     В здании мастерской была создана постоянная выставка изделий, часть которых «к продаже не назначается вовсе». Эта стационарная выставка должна была иметь «показательное и коммерческое» значение.

     Плата за учёбу составляла 20 рублей в год [1. — Л. 6 об.; 5. — С. 3]. Наиболее нуждающиеся ученики освобождались от платы за обучение и «содержание в общежитии» на основе предъявляемого ими свидетельства о бедности.

     Ученики подразделялись на «действительных» и вольноприходящих, или госпитантов. Для поступавших в мастерскую организовывались ежегодные двухмесячные предварительные курсы по рисованию.

     Занятия всех учеников были совместными.

     По своему социальному составу ученики относились в основном к мещанам и крестьянам. Больше всего учащихся занималось монтировкой, существенно меньше — ювелирным делом и гравировкой [4. — Л. 28, 35; 5. — С. 4, 11].

     На протяжении первых лет существования мастерской Советом неоднократно обсуждался вопрос о постройке нового здания. Для этой цели был приобретён участок земли на 17-й линии, а Е. К. Попова собиралась выделить средства. Этим строительным проектам не суждено было осуществиться [4. — Л. 13, 24 об., 25].

     Вероятно, рост популярности мастерской, совершенствование уровня преподавания подталкивали администрацию к тому, чтобы изменить статус учебного заведения. Так, уже в 1907 г. Совет принял решение о необходимости преобразования мастерской в художественно-промышленную школу с 5-летним курсом обучения. К сожалению, и это начинание не дало положительных результатов [4. — Л. 49, 51].

     Осенью 1909 г. четырёхгодичный срок деятельности первого Совета истёк. Его состав должен был обновиться. От Нахичевани были выдвинуты две кандидатуры: потомственный почётный гражданин, член городской управы Лука Александрович Аладжалов и «художник архитектуры» Николай Никитич Дурбах, строения которого и по сей день украшают Ростов. Членом Совета мастерской стал Аладжалов, сменив Г. П. Кечеджиева [7. — Л. 1, 3, 6-6 об.].

     В 1911 г. X. X. Чалхушьян ушёл с должности и. о. председателя Совета, и на его место был избран сын Поповой Рубен Богданович Саркисов [4. — Л. 95, 11З, 118, 119; 5. — С. 21, 22].

     Именно эта группа выпускников при содействии администрации мастерской попыталась объединиться в артель. Многолетний опыт других русских художественно-промышленных школ Министерства торговли и промышленности показал, что создание артелей было во всех отношениях полезным. Подобные артели существовали при Тульской и Красносельской мастерских. Со временем был разработан устав «образцовой мастерской золото-серебряного дела», а позднее, после разрешения всех формальностей, сыном Е. К. Поповой Арутюном было построено специальное здание |4. — Л. 151, 158; 5. — С. 25; 8. — Л. 1, 2, 6, 17, 21; 9. — Л. 7]. Несмотря на длительную подготовительную работу, артель как производственная единица мастерской так и не открылась.

     Первая мировая война не могла не сказаться на деятельности мастерской. Так, «вследствие дороговизны и неудобств её оборудования «открытие образцовой мастерской», или артели, было отложено на «неопределённый срок» [9. — Л. 2, 11]. Финансовые трудности привели к тому, что один из классов был предоставлен в распоряжение «вновь открытой» армянской национальной школы имени М. Налбандяна. Это соседство обеспечило мастерскую деньгами, выделенными городскими властями, для открытия часовой мастерской. Городская школа получила право бесплатного пользования помещением мастерской в послеобеденное время.

     Демократизация и реформирование государственных и социальных структур в 1917 г. проявились для мастерской в первую очередь в пересмотре нормативов.

     Проект нового положения широко обсуждался специалистами, в том числе и преподавателями учебной мастерской. Предполагалось принять меры для внешкольного распространения «художественно-промышленных» знаний [6. — Л. 10-11, 83].

     В 1917 г., после смерти Е. К. Поповой, звание Почётного председателя Совета было предложено её сыну А. М. Попову. В это же время на волне демократизации состав Совета был расширен за счёт одного из представителей Педагогического комитета.

     В октябре 1917 г. при мастерской был сформирован Родительский комитет, явившийся ещё одним признаком нового времени. К концу 1917 г. мастерская стала испытывать острую нехватку денежных средств. Финансовый кризис приобрёл характер постоянного бедствия, а все усилия администрации преодолеть его приносили лишь временное облегчение. Возникла проблема с увеличением «содержания» служащим, страдавшим от инфляции и дефицита самых необходимых товаров [6. — Л. 23, 67-70, 72 об.; 9. — Л. 25 об., 27 об.]. О драматизме ситуации свидетельствует тот факт, что Управа Нахичеванского городского продовольственного комитета стала выдавать карточки на получение обуви не только нуждавшимся в ней ученикам, но и преподавателям. Позднее учащимся стали выдавать «мануфактуру» — ткань и нитки.

     Администрация мастерской пыталась облегчить не только материальное положение своих служащих, но и спасти их от призыва в армию. Так, в ноябре 1917 г. мастерская была включена в состав предприятий, работающих на оборону.

     В мае 1918 г. Совет принял решение временно закрыть учебное заведение в связи с катастрофической нехваткой денег. Казённая субсидия к этому времени перестала поступать, а принадлежавшие мастерской процентные бумаги Государственной ренты в размере 19.700 рублей ещё в апреле 1918 г. были проданы. Вырученные от продажи деньги были розданы служащим в качестве месячного жалованья [6. — Л. 125,142, 140; 9. — Л. 29, 29 об. — 30]. Впоследствии администрация мастерской факту незаконной продажи ренты давала разную оценку, ориентируясь на политическую конъюнктуру. Появились даже утверждения, что процентные бумаги были похищены большевиками. С установлением власти Правительства ВВД, в мае 1918 г. мастерская перешла в ведение Отдела Народного Просвещения ВВД.

     Несмотря на циркуляр о восстановлении с 15 августа 1918 г. занятий во всех средних учебных заведениях, правительство, как и комиссия Большого Войскового круга, отказалось субсидировать мастерскую. Администрация мастерской стала изыскивать варианты для работы учебного «заведения в «сокращённом виде» [6. — Л. 140, 143, 146, 179].

     Предполагалось переориентировать мастерскую на ремонт сельскохозяйственного инвентаря. Эта инициатива находилась в русле политики недавно пришедшего к власти войскового правительства, которое, пытаясь разрешить кризис продовольствия и избежать возможного голода, создавало сеть ремонтных мастерских. Крайняя необходимость в ремонте сельскохозяйственного инвентаря и в производстве на местах хотя бы простейших машин и орудий вынуждала власти заняться и подготовкой соответствующих специалистов.

     Другим вариантом разрешения денежных проблем для мастерской было увеличение платы за обучение до 75 рублей в год, но это было возможно только с согласия Родительского комитета.

     Ещё одним источником доходов стала сдача в аренду помещений мастерской. Так, в октябре 1918 г. две комнаты во флигеле были сданы в аренду беженцу, «турецкоподданному» В. Тутикянцу. В октябре следующего года этот же флигель был сдан провизору X. И. Шниперу [6. — Л. 132, 155; 10. — Л. 11].

     Лишь в октябре 1918 г. мастерской удалось возобновить свою работу, а в ноябре того же года из казны были отпущены необходимые средства. Судя по всему, производственные мастерские не смогли начать свою работу, и изучение ремёсел проводилось в классах. Срок обучения стал трёхлетним [6. — Л. 143, 163, 167, 170, 177].

     Несмотря на то, что мастерская «нормировалась» по штатам ремесленных училищ «с соответствующими правами для преподавателей и средствами от капитала жертвователя с добавлением... ежегодно назначаемой субсидии», Отдел Народного Просвещения ВВД отказался переименовать мастерскую в ремесленное училище [6. — Л. 165, 209]. Как видим, администрация мастерской так и не оставила попыток изменить статус учебного заведения и в очередной раз потерпела неудачу.

     В сентябре 1919 г. был утверждён новый Устав художественно-ремесленной мастерской имени Макара Варфоломеевича Попова.

     Совет стал именоваться Попечительным советом, в его составе находился один представитель от потомков М. В. Попова, один представитель от Нахичевани (избиравшиеся на 4 года), один представитель от Отдела Народного Просвещения ВВД, а также заведующий мастерской [10. — Л. 15 об. — 17 об.].

     С установлением Советской власти в начале 1920 г. многое изменилось для мастерской, перешедшей в ведение советских органов профессионально-технического образования.

     Естественно, что активизировалась общественная деятельность как служащих, так и учащихся. В частности, уже в марте 1920 г. был сформирован Школьный совет, имевший право вторгаться в деятельность администрации мастерской.

     В первые месяцы существования Советской власти ни педагогический персонал, ни учебные программы не претерпели каких-либо изменений [10. — Л. 60, 62, 64-68, 70 об.; 11. — Л. 340 об., 345 об.].

     Несколько позже началась реформа профессионального образования. Прежний устав был заменён «Положением об управлении учебными заведениями», выработанным Народным Комиссариатом Просвещения РСФСР.

     Для мастерской это положение должно было быть применено и сокращённом виде в связи с малочисленностью педагогического персонала.

     Учебные заведения, согласно предписаниям новой власти, должны были «быстро усваивать и удовлетворять жизненные потребности страны и предъявляемые к профессиональному образованию требования со стороны местного хозяйства и промышленности». Такой подход к образованию, как это ни странно, напоминает прагматический подход войскового правительства. При всей разности идеологий названных властей их взгляды на систему специального, или профессионального, образования и требования к учебным заведениям ремесленного характера во многом совпадают.

     Вероятно, летом 1920 г. мастерская уже не носила имя М. В. Попова. Вполне естественно, что субсидии от его наследников прекратились раньше.

     Помещения мастерской были переполнены ещё с времён Правительства Всевеликого войска Донского. Помимо неё самой, в них располагались такие учебные заведения, как школа 1-й ступени № 21 (бывшая школа им. М. Налбандяна) и школы 1-й и 2-й ступеней № 7 и № 47 (бывшая Нахичеванская смешанная гимназия Е. М. Бедай). Количество учащихся в общей сложности составляло 475 человек. Вполне понятно, что такая перегруженность негативно сказывалась как на учебно-воспитательном процессе, так и на санитарно-гигиеническом состоянии помещений.

     Благополучный ход учебного процесса осложнялся также из-за топливного кризиса. Кроме того, в январе 1920 г. в здании мастерской на постое находились солдаты, что усугубляло и без того нелёгкое существование как самого заведения, так и учащихся и преподавателей.

     В мае 1920 г. во флигеле мастерской была размещена Прядильно-вязально-ткацкая школа, оставив художественно-ювелирную производственную мастерскую «на улице». Кроме того, администрации мастерской было предписано «не только не тормозить её (школы) организацию, но и всеми средствами способствовать». Конфликт между мастерской и школой был разрешён благодаря вмешательству М. С. Шагинян, работавшей в то время в подотделе профессионально-технического образования Донского областного отдела народного образования [10. — Л. 83, 92, 93, 108, 114; 12. — Л. 5, 167, 186, 252, 191, 270 об.].

     27 июня 1920 г. мастерская была переименована в Нахичеванскую профессионально-техническую школу по металлу.

     Переименование мастерской повлекло за собой не только структурные и организационные, но и учебные изменения. Школу снова потеснили. Так, часть помещений была занята чертёжными курсами общества ремесленников (10. — Л. 122 об., 137, 143, 152, 155).

     Новое государство, проводившее новую учебно-воспитательную политику, создало на базе мастерской несколько иное, может быть, более утилитарное учебное заведение. Тем не менее можно предположить, что художественные традиции мастерской не умерли, а были немного скорректированы. Подтверждением этому предположению является тот факт, что уже в 1923 г. школа по металлу превратилась в Нахичеванскую-на-Дону художественно-промышленную школу. Конечно, к этому времени заведующим был уже не С. Г. Недлер, судьбу которого выяснить не удалось, а Н. Д. Тимченко. Ядро преподавательского состава осталось прежним [13].

     Короткая история небольшого учебного заведения лишний раз свидетельствует о благородстве меценатов, думающих не только о собственном благополучии, но и о пользе, которую они могут принести обществу. Скорей всего, имя М. В. Попова было бы предано забвению, как имена других более влиятельных и известных людей, но, благодаря своему меценатству, он оказался неразрывно связан с нахичеванской мастерской.