ПЕРВАЯ В РОССИИ АКЦИОНЕРНАЯ КОМПАНИЯ ПОЯВИЛАСЬ НА ДОНУ В 1757 Г.

   Это поучительный для наших дней эпизод из истории российского предпринимательства, — его первый опыт акционирования в 1757 году с сокрушительным крахом всего пять лет спустя. Опыт скандальный и надолго отбивший всякую охоту в России к акциям как форме владения складочным капиталом. Только четыре десятилетия спустя создалась «Российско-Американская акционерная компания», известная в истории как акционерная не только по форме, но и по содержанию.

    А первый «блин» был испечён у нас на Дону при Темерницкой таможне. Понятно, что инициатором дела был сам таможенный управляющий Василий Хастатов.

    Это была личность типажная. Из тех, которым в России давно найдено место в табеле общественной значимости. Их называли: преждевременный человек. Такие врывались в омут будней, будоражили современников пионерскими идеями, впрягались в несоразмерное их силам и мотором тянули общество из трясины средневековья к прогрессу. И сгорали при этом.

   О Василии Макаровиче так сказать можно с той лишь поправкой, что, как истинный коммерсант и далеко не идеалист, «сгорал» он плодотворно, долго и не без корысти. После первых лет адаптации на Дону ему быстро удалось таможенный досмотр экспорта и импорта упорядочить и сделать рутинным.

     Но обороты и исчисляемые от них сборы в казну при этом настолько выросли, что объективно стали возбуждать его коммерческое обоняние: в воздухе сильно пахло наживой. Бум экспортно-импортного грузопотока ясно указывал его чутью, что пришло время делать большие деньги.

    Конечно, он мог бы чиновно и тривиально устроить свой интерес как долю в товарных сделках — «откат» по-нынешнему. Но такой примитив давно был ему уже не интересен. И он пришёл в Сенат с добротным проектом учреждения «складочной» компании по образцам, опробованным столетиями на Западе. Власти сразу увидели дело многообещающим и проект Хастатова утвердили. Компанию предполагали составить привлечением в дело торговых капиталов, что оборачивались на южных направлениях. Однако тут же, на старте, случилась досадная заминка. Купцы, торгующие не только на юге, но и где-либо ещё, не набежали к раздаче и не рвали акции из рук. Это удивляло: ведь, как казалось, дело было верным, успех как бы гарантировался правительством и высочайшим благорасположением.

   Но в нём слишком многое отпугивало. Прописанное в Уставе демократическое совладение представлялось декларируемой фикцией. Ведь в российском деловом мире тех лет и в той среде, где под нажимом Сената распространялись акции, хорошо знали хватку Хастатова и понимали, как трудно будет его контролировать.

    К тому же в традициях российского предпринимательства той поры хорошо были освоены отношения займа в сделках, когда оговорены все условия и известен порядок возврата сумм с заранее ясным процентом. Здесь же предлагалось отдать деньги под подозрительно бодрые обещания хорошо ими распорядиться. И предлагалось ждать, когда в неясной дали нарисуется процент то ли прибыли, то ли убытка. Это было далеко от привычных коротких, одноходовых сделок, с расчётом быстрым и непосредственным. К компанейским рискам, развёрнутым во времени, российский деловой мир ещё не был готов. Товарно-денежные отношения, уже столетия обогащавшие Запад и Восток, ещё должны были вызреть в России вместе с появлением их традиционного носителя, того, что именуется — «средний класс». Того, где с большой долей уверенности можно опираться на устойчивость крепких семейных начал и их здравый консерватизм. Тем более в деле коммерческом, где рисковый капитал охотнее тянется туда, где есть уверенность через годы найти здравствующего должника или кредитора, или их законного и успешного преемника, повторив и умножив с ним оборот по былой или новой сделке.

     Получилось так, что спрос на акции «Российской в Константинополе торгующей компании» был нулевой. После двух лет публичных и частных уговоров обескураженные учредители вынуждены были состояться так: половину акций взял сам Хастатов и впоследствии поделился ими под свои частные гарантии с двумя своими приятелями — компаньонами по московским торговым делам. А 50% акций приняло на себя государство, вложив в дело бюджетные деньги.

   Так широко затеянное дело, обещавшее приток не только отечественного, но и западного капитала, свелось к монополии, да ещё подведённой под корыстный интерес власти. Тем не менее, бурная деятельность началась и на первых порах шла удачно. Суть её была до примитивности проста: оттирая других конкурентов, компания скупала и везла в Россию товар из стран средиземноморского бассейна, а в обратном направлении — исконно отечественный продукт. Очень скоро монопольный замес обернулся свойственным ему «негативом»: удушением конкурентов внеэкономическими методами, через ценовой диктат. В итоге вся донская торговля свелась в руки одного человека, делавшего большие деньги себе и государству.

   Но недолго, очень скоро порочность стала зримой. Лишь первые несколько лет компании сопутствовал успех, обороты росли, потом остановились, и стало заметно, как торговля с донских берегов отходит на другие направления, в другие торговые центры Причерноморья.

    Объяснение тут простое: российскому купцу ещё можно было навязать свои правила, но не купцу-иностранцу. Диктат обнажил известную в экономике «ахиллесову пяту»: клиентская среда уходила от навязываемого ему общения и находила иных партнёров.

   Напомним, что Крым и весь Черноморский бассейн тех лет контролировала Турция, и перемещать товар дозволялось фрахтом лишь турецкого флота. К тому же большая доля торговли была в руках тех же турок, греков, армян, итальянцев, то есть далеко не российских подданных. Вот они-то и перевели «стрелки» своих интересов на крымское направление, откуда шли не менее традиционные и тоже веками проторённые товарные пути в ту же Россию, но уже в обход Дона.

   Хастатов так и не смог понять причину упадка основанного им дела. В 1762 году «Компания» окончательно развалилась, оставив внушительные внутренние и внешние долги. Не один год потом совладельцы и кредиторы в судах и в Сенате делили их меж собой.

    Кончилось так, как заведомо к тому шло: бюджет вынужденно принял на себя все убытки и возместил все долги. Хастатова неудача сразила, он вышел в отставку, вернулся к своим московским предприятиям.

    Других, подобных ему администраторов долго не находилось, и таможенное дело на Дону всё более расстраивалось, а затем и вовсе переместилось в Таганрог. В 1776 году Темерницкая таможня была упразднена.