Полёты во сне и наяву
Собирая материал для этого очерка, я предполагала, что напишу историю о жизни художника. А получилось о любви — трогательной и немного нереальной. Одним словом, настоящей любви...
Свидание вслепую
С творчеством Бориса ЛЕСНЯКА я познакомилась после того как на моём рабочем столе появился пресс-релиз с приглашением на выставку. Разыскав в интернете несколько работ художника, я решила побеседовать с ним. Он согласился. Правда, на оговорённую встречу я шла с опаской: во-первых, смущал угрюмый автопортрет, который художник разместил в соцсетях, а во-вторых, хрипловатый и, как мне показалось, немного недовольный голос Бориса, который я услышала по телефону...
Приехав в назначенное место, я напряжённо оглядывалась по сторонам. И вскоре рядом вырос малоприятный, весь в наколках тип.
«Неужели он?..» — пронеслось в моей голове.
— Здравствуйте! А я вас давно жду, — вдруг услышала я за своей спиной и, обернувшись, облегчённо вздохнула. Передо мной стоял обаятельный, опрятно одетый мужчина, ничуть не напоминающий свою «электронную» версию.
— А что же это у вас аватар такой грозный? — укоризненно произнесла я, когда мы направились к его дому.
— Ну я же фантастические картины пишу. Поэтому и аватар такой, с фантазией, — с улыбкой объяснил художник. — И извините за голос — попал под дождь, заболел, поэтому и на встречу согласился с неохотой...
По дороге Борис Михайлович рассказал, что долгое время проработал главным художником Новочеркасска (цветовое решение Триумфальной арки — его идея), в лихие девяностые перебивался росписью шкатулок, а выйдя на пенсию, стал преподавать в изостудии живопись и оригами. Сейчас, в свои 66 лет, рад был бы уйти на покой, но работать некому, поэтому остался на четверть ставки.
— А выставку, которую вы видели, меня жена заставила сделать, — признался художник. — Я далёк от всего этого — с людьми общаюсь мало, вся жизнь проходит у этюдника. И не думаю, что ещё раз на такой шаг сподоблюсь. Тяжело всё это. Кстати, вот мы и пришли...
Ожившие фантазии
В уютной, стильно задекорированной прихожей типовой хрущёвки появилась миловидная женщина.
— Это моя жена Ольга, — представил Борис Михайлович.
Пока я готовилась к интервью, художник то и дело окликал супругу: она приносила и уносила альбомы и оригами, доставала из укромных закутков шкатулки и журналы.
— Вы без Оли как без рук, — заметила я.
— У нас это взаимно, — ответила вместо Бориса Михайловича жена и жестом пригласила меня в комнату с картинами. — Вот, смотрите...
Я разглядывала необычные работы. В каждом из фантазийных полотен можно было найти сотни подтекстов: мазки складывались в фигуры, фигуры — в сюжеты, сюжеты затягивали и уводили в мир моих собственных фантазий. Причём чем больше я всматривалась в полотна, тем больше находила новых, незамеченных ранее нюансов.
— Странное чувство, — наконец произнесла я. — Ваши работы как будто обновляются на глазах.
Художник понимающе улыбнулся:
— Потому что они живые. Когда я пишу, отрешаюсь от всего земного и слушаю своё подсознание. Этой технике я научился у известного психолога-гипнолога, — признался Борис Михайлович. — Я представляю себя на далёкой планете, становлюсь частью её, а потом делаю первый мазок. Он оживает и подсказывает мне, какой нюанс ему нужен для развития, какое настроение. Картина разрастается, обретает душу, характер, историю. Именно поэтому каждый раз в ней можно увидеть что-то новое.
— И давно вы нашли эту необычную манеру?
— Тринадцать лет назад, когда нашёл Ольгу. Вернее, она нашлась...
Первые уроки
В тот день Ольга, тогда ещё двадцатипятилетняя учительница английского, впервые появилась на пороге изостудии. Занятия уже закончились, и девушка выспрашивала у местной уборщицы, как можно записаться во взрослую группу.
— Приходите завтра, — рассказывала та. — Вон, видите, по коридору двое идут? Один из них и есть учитель.
Девушка посмотрела вслед уходящим мужчинам и про себя подумала: «Хорошо бы тот, который пониже ростом... Приятный такой».
Этим приятным во всех отношениях и был Борис Лесняк.
Ольга начала посещать его занятия — рисовала талантливо и старательно и часто уходила из студии последней. Они вместе шли до автобусной остановки и без умолку болтали обо всём. Несмотря на разницу в 27 лет, учитель и ученица чувствовали себя людьми одного поколения. Или одной планеты.
Вскоре Ольга призналась, что пишет фантастические рассказы и рисует к ним иллюстрации. А Борис рассказал, что ищет свой метод в живописи, который по стилю тоже сродни фантастике...
Однажды после занятий он показал девушке свою первую работу в жанре иллюзионной (как он теперь её называет) живописи. Ольга взглянула на полотно и замерла. В сплетённых на картине мазках она увидела трогательную историю зарождающейся любви. Любви таинственной и противоречивой, в которой боль и радость всегда идут рука об руку.
— Эта работа называется «Майский сон», — произнёс художник. — Я завтра отнесу картину в магазин и надеюсь, что её всё-таки купят.
На следующий день Ольга прибежала на занятие в слезах.
— Не успела! Я не успела! — горько прошептала она.
— Что случилось? — не понял учитель.
— Не успела сфотографировать «Майский сон». Её купили. И кто купил, продавщица не знает, — глотала обиду девушка. — Это же твоя первая настоящая работа. Там же всё о нас...
Музе не прикажешь
С этого нежданно вырвавшегося признания для Бориса и Ольги началась новая жизнь. На сторонний взгляд она кажется непростой и непривычной, но для них самих — единственно возможной.
— Мы, как бы это банально не звучало, те самые половинки. Вот, смотрите, — обнимает Ольга мужа. — Внешне похожи. Взгляды и вкусы тоже. А за одиннадцать лет, которые мы женаты, уже и думаем одинаково. Мы читаем одни книги, смотрим одни фильмы. Когда появился интернет, мы вместе его освоили. Но я остановилась на азах, а Боря пошёл дальше — изучил фотошоп, теперь юмористические коллажи делает. Так что кто из нас более современный — ещё большой вопрос.
— Ну а семью кто содержит?
— Боря на пенсии, какие-то копейки приходят с занятий и продажи картин. А основной добытчик я. Я бросила преподавание, получила ещё одно (техническое) образование, теперь работаю в крупной телекоммуникационной компании. На заработки жаловаться стыдно.
— А в быту? С художником ведь жить довольно сложно...
— С Борей — нет. Он не брюзжит и не занудствует. Сам себе может приготовить, какую-то работу по дому сделать. Единственное условие — когда он начинает работать, его лучше не трогать. Но мне это понятно, поэтому лишний раз стараюсь не донимать.
— Неужели совсем не ссоритесь?
— Ну, бывают кое-какие моменты. К примеру, я люблю путешествовать, а его из дому арканом не вытащишь. Или соберёмся куда-нибудь, я стою уже на пороге, а Боря вдруг сел краски мешать — вдохновение к нему пришло. Конечно, я расстраиваюсь, но молча собираюсь и иду одна. Понимаю, что муза не может приходить по расписанию.
— Ну а давление со стороны близких? Всё-таки большая разница в возрасте...
— К моменту нашей встречи Борис был уже давно в разводе, я тоже свободна. Так что сердца мы никому не разбивали. Узнав о свадьбе, мама меня поняла, а мнение остальных нас мало интересует. Кстати, вы спросили, из-за чего ссоримся? Из-за творчества. Боря постоянно ругается, что я забросила рисование. Ведь получалось довольно неплохо. Но художник — это тот человек, который не может не рисовать. Боря не может, поэтому другого пути у него нет. А я могу...
— А чего не можете?
— Рассказы свои не писать не могу, — призналась Ольга. — И без Бори не могу тоже. Это, наверное, главное...
«Ростов официальный», № 38 (981) от 18.09.2013
|