Ростов - город
Ростов - Дон !
ХОРОШИЙ ЧЕЛОВЕК УЖЕ НЕСКОЛЬКО дней редактор краевой пионерской газеты «Ленинские внучата» не приходил на работу. Откроешь дверь его кабинетика — никого. Все на своих местах — и Краско, и Вельтман, и Старосельский, и Безбородов, и Жак. А Полиена Николаевича Яковлева нет. Болен. В редакции, обычно шумливой, суматошной — невообразимая тишина. Полиен Николаевич любил деткоровскую братию, эту неугомонную ребятню, являвшуюся в редакцию после уроков. Он видел в этих мальчишках хороших помощников, на которых можно положиться. Но особенно он выделял Додку Геухерова, очень способного паренька. И задания давал ему самые ответственные. — Я очень соскучился по Полиену Николаевичу, — сказал мне Додка. — Как ты думаешь, удобно пойти к нему домой - проведать больного? Я не знал, что ответить. — Давай сходим вместе, — сказал он. — Вдвоем все же удобней. Жил тогда Яковлев по Посоховскому, 51, в небольшой квартире, одна комната была совсем малюсенькая. Визит наш был кратким, но запомнилось все до мельчайших подробностей. Письменный стол был завален бумагами. Возле кровати стоял стул и на нем тоже ворох рукописей. Он говорил, что пишет книгу о старой школе. И еще он говорил, что воспоминания детства дороги ему, и сколько всего было хорошего, да и плохого было немало. И как учиться интересно, но нередко поздно это понимает человек, когда порой лучшие сроки проходят и упущено много времени, упущено зазря, напрасно, а затем приходится наверстывать, догонять, чтобы не плестись в хвосте, не быть отстающим. Он говорил все это, не глядя на нас, как бы рассуждая вслух. И нам, мальчишкам, было интересно слушать лежащего в постели пожилого человека, который вот так запросто, душевно говорит, о чем-то вспоминая, и тут же выкладывает своим собеседникам, которых-то и собеседниками трудно назвать, потому что они за все время не проронили ни одного слова. После этого не раз мне пришлось бывать в гостях у Полиена Николаевича. Он всегда охотно делился своими мыслями, но больше любил расспрашивать. Более полувека прошло с тех пор. Не так давно меня неудержимо потянуло туда, где жил некогда Полиен Николаевич и где я чувствовал себя на седьмом небе. Теперь это улица 7 февраля. И номер дома стал 57. С волнением я входил в знакомые комнаты. В них живут другие люди. Они с пониманием отнеслись к моей затее. А рядом с ними — небольшая комната Анны Павловны Бессоновой. Беседа с нею доставила мне радость. Она была соседкой Полиена Николаевича и вспоминала о нем с восторгом. Вот что она рассказала: — Полиен Николаевич был восхитительный, обаятельный человек. Он был любимцем всех жильцов. Его ценили за доброту, приветливость, уважительное отношение к людям. Конечно, мы понимали, что он на голову выше нас, но своим поведением он никогда не дал нам почувствовать свое превосходство. Простота, задушевность, мягкость в обращении с соседями по квартире очень нам импонировали. Он проявлял интерес к нашим делам, всегда расспрашивал, что нового на работе. Он сумел создать дружескую атмосферу между жильцами. Жить здесь при нем было очень хорошо, и даже весело. Время от времени в нашей квартире выпускалась стенгазета. Ее душой был Полиен Николаевич. В ней помещались дружеские шаржи, стихи. Висела она вот здесь, в прихожей. Как хорошо было, когда вечером мы собирались возле стенгазеты, читали ее вслух и безудержно хохотали. И рисунки были очень удачными, и стихотворные подписи под ними очень остроумными. Что называется, не в бровь, а в глаз добродушно высмеивались наши житейские недостатки, верно подмеченные острым глазом писателя и художника. Но сделано это было с таким уважением к личности человека, с такой душевной отзывчивостью, что никто не обижался. — Жил Полиен Николаевич в двух комнатах, - продолжила свой рассказ Анна Павловна. — Но одну из них, большую, уступил детям своих друзей Чумаковых. В ней они жили, когда учились в ростовских вузах в начале тридцатых годов. Одну звали Ариадна, она училась в медицинском институте, а другую — Ирина, она — в педагогическом... Устраивал Полиен Николаевич и домашние концерты для соседей. Частенько вечерами мы слушали его игру на пианино. Играл он вещи серьезные. И хотя мы не были знатоками музыки, но все понимали, так как он имел обыкновение рассказывать нам и о композиторах, и о смысле, заключенном в их сочинениях. |