Фадеев

Проходя мимо старого дома на углу Шаумяна и Халтуринского, можно заметить мемориальную доску, которая гласит: «Здесь в 1924-1926 гг. работал писатель Фадеев Александр Александрович». Спустившись улицей ниже, на Социалистическую, вы наткнетесь на другую мраморную надпись: «В этом доме с 1921-1924 г. жил выдающийся советский писатель - драматург Николай Федорович Погодин (Стукалов)»...

Мальчишка

Осенью 1924 года в Ростов приехал молодой человек в достаточно поношенном демисезонном коричневом пальто, в такой же не новой коричневой кепке, в брюках-галифе и в мягких сапогах. Внешне он не отличался от комсомольского работника из глубинки – с Кубани или из Сальской степи.

- Александр Булыга, - представлялся молодой человек новым ростовским знакомым.

В Ростов Булыга прибыл действительно из Краснодара, где, между прочим, работал секретарем горкома партии. А еще за его плечами была незаконченная Горная академия в Москве, два ранения во время гражданской и несколько заметок в газете «Партизанский вестник» - ее издавал партизанский штаб в селе Фроловка.

В госпитале сын фельдшерицы из Тверской губернии, по его собственному признанию, внимательно изучил классиков марксизма, что в дальнейшем помогло ему сделать неплохую партийную карьеру. В партию большевиков также вступил своевременно - после восьмого класса коммерческого училища.

Выглядел Булыга очень молодо. Чтобы казаться старше, брил голову. Это не помогало. Даже два года спустя, когда нашему герою было двадцать пять, он скорее напоминал подростка, готового рассмеяться - звонким девчачьим смехом - по поводу и без.

Известный театральный критик Илья Березарк так описывает их ростовскую встречу - в 1926 году.

«За большим столом в отделе печати (крайкома ВКПБ. - С.М.) никого не было. И только в углу у шкафа какой-то, как мне показалось, мальчик рылся в газетных комплектах.

- Вы не знаете, где товарищ Булыга?

- Булыга — это я. Садитесь, рад познакомиться».

Но прежде чем стать заведующим отдела печати, Булыге пришлось поработать в отделе партийной жизни газеты «Советский Юг», куда его, собственно, и направили из Краснодара.

Технический секретарь газеты Павел Максимов в своих воспоминаниях о Фадееве пишет, что из двери редакторского кабинета вышел юноша, обвел комнату светлыми глазами и подошел к Максимову.

- Ты секретарь? – спросил он.

- Да, я техсекретарь, - ответил Максимов .

- Я ваш новый сотрудник, – продолжал он. – Оформи, пожалуйста, мой прием на работу.

И подал направление, выданное ему крайкомом партии (тогда Ростов только что стал центром Северокавказского края) о назначении. Пояснил, что Булыга – это его подпольный и партийный псевдоним, а настоящая фамилия – Фадеев.

На вопросы, почему - Булыга, Фадеев всегда отвечал: «Сам не знаю».

Для приема на работу требовалась фотография. У Фадеева была лишь одна - в сибирской меховой шапке с длинными свисающими «ушами». Еще времен партизанского отряда.

По словам Максимова, Фадеев «держался просто, непринужденно, приветливо». К сослуживцам обращался исключительно на «ты». С первой встречи. Так было принято «у партийцев, среди красных партизан и солдат-большевиков». Это, по словам Максимова, было «неким паролем классового братства и солидарности».

«Пароль», надо заметить, пережил партийцев и овладел массами советских и постсоветских граждан.

...Фадеева поселили в том же доме, где располагалась редакция газеты «Советский Юг», на углу улицы Шаумяна (тогда - Дмитриевской) и переулка Халтуринского (Никольского).

Место неплохое. С пятого этажа дома, где Фадеев получил однокомнатную квартиру (30 квадратных метров), открывался отличный вид - на Батайск, Дон и степь.

«Поглядывая на замерзший Дон, Фадеев грозно хмурил свои маленькие белесые брови и несвойственным ему басом долго и увлеченно напевал, видимо, любимую им арию варяжского гостя из оперы «Садко», - пишет Максимов.

Сам Фадеев уже в 1937 году так вспоминал о своем пребывании в Ростове: «Я жил один, но понятия не имел, что такое одиночество… В Ростове, придя с работы домой поздно вечером, усталый, я мог часами смотреть на огни Батайска в степи за Доном, на отражение этих огней и звезд в Доне, на небо, на черный мост, похожий на Бруклинский, на трубы пароходов, пришедших из Черного и Азовского морей и напоминавших о том, что мир очень просторен. Эта жадность жизни осталась во мне и сейчас».

О деятельном характере Фадеева ростовского периода можно судить по следующему факту.

Однажды в отсутствие главного редактора, который убыл в командировку, заведующего отделом партийной жизни оставили за главного. Первым делом и. о. разрешил сотрудникам редакции пересесть. В зависимости от личных симпатий. Во-вторых, в комнате выпускающего он проделал в полу квадратное отверстие на нижний этаж, где была типография. Окно позволяло передавать в типографию рукописи и гранки, минуя лестницу и длинные коридоры.

Вернувшись из командировки, редактор обошел помещение, удивился произошедшим изменениям. Но ограничился лишь замечанием: «Мальчишка».

...О том, что зав. отделом партийной жизни главной краевой газеты занимается еще и литературным творчеством, поначалу знали немногие.

Однажды, когда Фадеев еще учился в Москве, он занес рукопись повести «Разлив» в редакцию издательства «Молодая гвардия». Просто было по пути. А вдруг напечатают...

Повесть заметили. К 1924 году у Фадеева была книжечка «Против течения».

Как пишет Илья Березарк, однажды кто-то познакомил его с повестью некоего Фадеева под названием «Разлив». Во время одной из бесед с товарищем Булыгой Березарк спросил, знакома ли тому повесть «Разлив». Булыга ничего не ответил, только засмеялся. Березарк подумал, что смеются над ним, и обиделся.

Большинству коллег Булыга был известен как автор корреспонденций о состоянии партийной и культурно-просветительской работы, например, в Майкопском и Туапсинском районах края. Кроме того, на нем была переписка с парткорами. «Освещайте отдельные стороны работы по улучшению госаппарата», «рискованно по одним письменным материалам делать такие заключения, какие сделали вы». Булыга не особенно церемонился с парткорами: «Статья малосодержательна и пишите короче».

Не церемонились с писателем Фадеевым и местные авторы - члены ассоциации пролетарских писателей.

Газета «Советский Юг» от 5 ноября 1924 года пишет: «Тов. Фадеев прочел довольно обширную главу из начатой повести. Автор взял непосильную для себя задачу – дать анализ чувств человека, у которого пробудившееся здоровое тело зовет к жизни во что бы то ни стало. Перед тем желанием отходят на задний план даже ощущения высшего порядка: идейность, долг перед классом и проч. Выступавшие товарищи отметили растянутость и протокольное изложение, частые повторения и общий неправильный подход к теме, хотя «местами попадаются довольно яркие места, особенно в описаниях природы».

Повесть о гражданской войне на Дальнем Востоке называлась «Враги». Илья Березарк подсказал Фадееву, что произведение под таким названием уже есть - у Горького. «Враги» стали «Разгромом», повесть доросла до романа.

Как признавался сам Фадеев, одного из своих главных героев - Морозку - он наделил чертами начинающего ростовского писателя Александра Бусыгина. По словам Березарка, это был «рабочий парень, не очень еще грамотный, но уже начинающий свой литературный путь. Правда, он никогда не был на Дальнем Востоке, а вырос в железнодорожном ростовском предместье Темерник».

Коллеги упрекали Фадеева в присутствии в романе ненормативной лексики.

- Как у тебя партизан Пика говорит о Варе? Это же срам. Ты с ума сошел? Как ты мог дать рукопись с такими словами читать товарищу Землячке (Землячка Р.С., советский политический деятель, в те годы член Юго-Восточного бюро РКПб, вошла в историю как автор фразы: «Жалко на них тратить патроны, топить их в море». - С. М.)?

- В жизни ведь так говорят, - возражал Фадеев.

Первая редакция «Разгрома» вышла в «хулиганском» варианте. Уже потом, под давлением Горького, Фадеев сам убрал весь «ненорматив» из романа.

Впрочем, спустя два года критики Фадеева стали осторожнее - с начала 1926 года Сан Саныч пошел на повышение - в отдел печати крайкома, заместителем заведующего отделом. Теперь Фадеев ведал уже всей печатью Северо-Кавказского края, теперь адыгейский сказитель Казым-оглы посвящал ему песни, а крайком предоставлял на лето - вместе с Бусыгиным и Кацем - дачу под Нальчиком. Плюс сто рублей в месяц. Как подающим надежды пролетарским писателям. 100 рублей - по тем временам неплохие деньги.

В газете у заведующего отделом появился помощник - коммунистическая партия поняла, что Фадеев нужен ей прежде всего как писатель.

В конце 1926 года Александр Александрович уехал в Москву. «Разгром» еще не был дописан (он увидит свет в 1927 году), но его уже обсуждали в печати, он нравился.

В Ростов Фадеев вернется только в 1946 году - по пути в Краснодон, собирать материалы для романа «Молодая гвардия». Каца и Бусыгина в Ростове он не встретил - они не вернулись с войны.

...Как пишут в современных энциклопедиях, автор романов «Разгром», «Молодая гвардия», «Последний из Удэге», теоретик «социалистического реализма», Фадеев, выполняя волю партийных вождей, громил Платонова, Зощенко, Ахматову и др., участвовал в репрессиях, а потом терзался муками совести. Уничтоживший собственный талант, осознавший пустоту, к которой пришел, Фадеев превратился в алкоголика. В состоянии глубокой депрессии он покончил жизнь самоубийством в 1956 году - застрелился, оставив предсмертное письмо, адресованное ЦК КПСС, в котором писал: «Не вижу возможности дальше жить, так как искусство, которому я отдал жизнь свою, загублено самоуверенно-невежественным руководством партии, и теперь уже не может быть поправлено. Лучшие кадры литературы физически истреблены или погибли благодаря преступному попустительству власть имущих».

...Его дом на углу Шаумяна и Халтуринского, напоминающий средневековый замок, хорошо сохранился. Перед войной здесь жила психоаналитик Сабина Шпильрейн, потом - певица Ирина Аллегрова. Мемориальная доска, кроме прочего, гласит: «....Проживая в этом доме, он написал известный роман «Разгром».

Здесь он читал роман соседям, отсюда он отправил письмо: «из моего окна – прямо перед глазами – стелется позеленевшая от молоденькой травки степь, а молодеет она так каждый год и каждый год она засыхает. Жизнь чередуется со смертью, но в конечном счете всегда побеждает жизнь». Мысль спорная, но тогда ее автору было всего 23 года.