Маяковский и Ростов

     «Великий пролетарский поэт» выступал в Ростове 13 раз. Впервые в 1914 году, а последний раз - в 1927, совсем в другой России и в другую эпоху. Но взаимоотношения между городом и поэтом не менялись. Поэт терпеть не мог Ростова, а Ростов не принимал поэта. Трезвый, очень буржуазный и динамичный город отторгал как футуристическую заумь раннего Маяковского, так и фальшивый пафос позднего Маяковского.

      Ещё в 1914 году Маяковский потерпел настоящий провал, выступая в ... ростовском цирке (подходящее место для поэтов-авангардистов). Правда, проваливался он не один, а в компании с другими футуристами. Ростовцы всё больше пялились на его друга - поэта Давида Бурлюка, который выходил на подиум с напудренным лицом, оглядывал в лорнетку публику и начинал торжественным голосом свою эпическую поэму «Мне нравится беременный мужчина». У Маяковского не было ни лорнетки, ни «беременного мужчины», и поэтому он запомнился ростовским репортёрам только своим огромным ростом в сочетании со своей тогдашней худобищей. Поэтому про него писали «милый мальчик длинного роста» и говорили что это «не человек, а погребальные дроги, поставленные стоймя». (Вообще-то фразу эту изобрёл Чехов, и она относилась совсем к другому человеку, но выражение стало крылатым, и его часто использовали тогдашние газетчики).

      Потом были рыночные времена НЭПа, и «пролетарский поэт» принялся ковать деньги, не вылезая из изнурительных платных гастролей. Об этом подробнее и правдивее всего писал его импрессарио Иосиф Лавут в книге с советизированным нейтральным названием «Маяковский шагает по стране». О, Иосиф Лавут был очень осведомлённый человек! Со страниц его книги Маяковский встаёт перед нами в образе невероятно мелочного, крайне меркантильного предпринимателя от литературы.

     Теперь мне стала понятна тайна его «лесенки». Поэт разбивал четверостишья на восьмистишья, чтобы выжимать из четверостишья не обычных 4 рубля, а 8 или все 10. Платили-то построчно! «Да, я люблю зарабатывать деньги!» - признавался он. И зарабатывал! Не только на поездки в Париж, но и на автомобиль (что по тем временам было немыслимой роскошью, как сегодня покупка личного вертолёта).

      В Ростове он тоже «зарабатывал деньги». Видя, как на Садовой его опусы продаются крайне туго, сам встал за прилавок в качестве продавца-зазывалы и продал несколько десятков экземпляров с автографами. В те времена подобный поступок для автора считался унизительным и никто из писателей и поэтов так не поступал. Представить себе Блока или Чехова в подобной роли невозможно. Но Маяковскому было наплевать на все «предрассудки».

      На платные вечера Маяковского народ, представьте себе, охотно ходил. Но не из любви к его поэзии, а просто чтобы отвести душу и «приколоться», ибо его выступления часто переходили в базарную перебранку. Обывателей раздражала Советская власть, и они пытались сорвать зло хотя бы на пролетарском поэте, забрасывая его записками с таким, например, текстом: «Ты скажи-ка, гадина, сколько тебе дадено» или напрямую спрашивая его, на какие деньги он катался на Запад (в нём подозревали внештатного сотрудника тайных органов). Поэт легко заводился и начинал агрессивно огрызаться, что ещё больше веселило публику. Это происходило примерно так же, как сегодня на ток-шоу с Жириновским.

     Когда аргументы кончались и надо было заткнуть рот оппоненту, Маяковский просто переходил на крик. Он хвастался, что «не родился ещё такой богатырь, который бы меня переорал».

     Впрочем, и чувство юмора Маяковскому тоже не было чуждо, и он не всегда «брал горлом». Тот же Лавут в этой связи пишет, что Маяковский носил дорогие галстуки «Фантазия» и «Кис-кис» в виде бабочки, считавшиеся в то время «буржуазными». На вечере в Ростове один «обыватель» пристал к Маяковскому:

     - Скажите, а почему намедни в ресторане вас видели в галстуке «кис-кис»?

     - Да потому что не «мяу-мяу»! - рявкнул поэт. Таков был юмор Маяковского.

      В последние свои приезды в Ростов Маяковский был уже умнее. Он больше не связывался с неорганизованной «обывательской» публикой, а шёл на встречи только с «подготовленной аудиторией» из дисциплинированных членов комсомольского актива, чекистов, курсантов в Доме Красной Армии, которые даже аплодировали по команде.

     Маяковский Ростов не любил ещё из-за страха перед микробами. Он был маниакально мнителен. Брезговал людьми. Ненавидел рукопожатия и избегал их. Если же надо было ручкаться с коммунистическим начальством (от чего уже нельзя было уклониться), то он на этот случай всегда таскал в кармане мыло и каждый раз бежал к умывальнику.

     В гостиницах вытирал дверные ручки платком, смоченным в уксусе. когда пил из кружки пиво, то брал её в левую руку, чтобы не касаться губами того края, откуда могли до этого пить другие. (Отсюда и родилась распространённая легенда о Маяковском как о левше). Панически боялся водопроводной воды. По три раза кипятил её, а в Ростове вообще воду ни в каком виде не пил! Как же он обходился без воды?! А вот как: к нему в номер-люкс ростовской гостиницы «Деловой двор» ящиками возили нарзан. Он, по собственному признанию, «пил нарзан, умывался и брился нарзаном, принимал ванны из нарзана и даже кипятил чай на нарзане». Кипячение чая на нарзане было, по его словам, трудной задачей. «Ведь из-за постоянных пузырьков трудно понять, когда наступает момент кипения». Как мне кажется, сей ценитель люксовского комфорта, скорее всего не особенно любил пресловутый «пролетариат», которому якобы служил.

     Хотя бы уже только потому, что вёл двойную жизнь. Для себя у него были великолепные английские костюмы и лакированные штиблеты, дорогие сигары, трости, белые перчатки и буржуйский цилиндр, в котором «пролетарский поэт» красовался в Берлине и Париже. А для выступлений в Советской России у этого господина была «спецодежда» в виде мятой кепчонки и простого пиджачка.

      Но ростовчане сразу же раскусили гастролёра. Они не могли не чувствовать всю напыщенную фальшь его «эпохальных» творений. Даже просоветская пресса Ростова (газета «Молот») и та издевалась над поэмами «Хорошо» и «Октябрь», считая их «фальшивыми временно сколоченными из фанеры и картона триумфальными арками».

     В самом деле, взять такие строки: «Бился об Ленина тёмный класс. Тёк от него в просветлении... » Или «Я себя под Лениным чищу...» Над этими строчками уже тогда откровенно потешались. (Ведь Сталин пока не объявил Маяковского «лучшим поэтом всей нашей эпохи», да и не боялись ещё Сталина. 1937 год был впереди).

      Сказать, что в Ростове живут грубые торгаши, не понимающие поэзию, никак нельзя. Ведь в те же самые годы, когда Ростов принимал (или точнее, не принимал) Маяковского, здесь теми же «торгашами» был триумфально встречен Сергей Есенин, которому устроили настоящую демонстрацию. Его вынесли на руках прямо на Садовую из клуба, в котором он выступал (ныне кинотеатр «Буревестник»), Во время чтения стихов в переполненном зале все держали в поднятых руках зажжённые спички, зажигалки, бенгальские огни, как это делают на нынешних рок-концертах.

     Так что в Ростове умели ценить настоящих поэтов.