А был ли подвиг?

Первыми взроптали ветераны стрелковых дивизий, что участвовали в тех же боях в составе Южного фронта. Оставшиеся в живых после тех дней по одному-два из каждой сотни, они долгие годы были самой обделённой частью ветеранского корпуса, с годами учившегося ценить наградные отличия. Только к старости ослабли путы страха и пришёл опыт отстаивать заслуженное. Их мучительно коробила безудержная героизация истории с артиллеристами на том фоне, что в целом бои севернее Ростова с 17 по 20 ноября 1941-го признавались поражением наших войск, сдавших Ростов. Из 317-й стрелковой дивизии, куда входила батарея Оганяна, наград за те бои никто не получил, хотя все 11 тысяч солдат и офицеров, включая комдива, — погибли. Ещё несколько стрелковых и кавалерийских дивизий разделили ту же участь.

Обида этой группы ветеранов «открыла шлюзы» публицистики и мемуаров, поведавших об ужасающем, не совместимом с обычаями ведения войн, истреблении в те дни наших войск. И не столько противником, сколько своими «заградительными» полками. Три дня авиация немцев ковровым бомбометанием выстилала проход танковым колоннам Клейста, которые с северо-запада шли в обход города, а им противостояли наши дивизии, имеющие перевес лишь в штыках и саблях. В лютую стужу из окопов и щелей их гнали пулемётным огнём под гусеницы танков и разрывы бомб особые части НКВД, стоявшие заслоном, чтобы пресечь всякую возможность отхода к окраинам города. Был приказ: погибнуть, но танки в Ростов не пропустить.

Фантасмагорией массового психоза с обеих сторон осталась та битва в памяти выживших. Немцам эти дни дались уроком, неожиданным и ошеломляющим, когда саму возможность победного завершения войны с Россией они начали соизмерять с последствиями по части психики своих солдат и офицеров. В те дни немецкие танки поворачивали вспять, ещё не умея вживую давить людскую плоть, выстлавшуюся на их пути. Обезумевшие экипажи выскакивали из люков и с воплями бежали в степь или, забыв оружие, кулачным мордобоем оттаскивали упирающихся живых и тела мёртвых в стороны от колеи. Дневной танковый переход был осилен лишь к исходу третьего дня.

Ни один свидетель тех дней не мог упомнить заметной роли артиллерийских батарей, расположившихся тут же, на курганах, и обречённых ни в чём не мешать проходу танков. Наша полковая артиллерия той поры комплектовалась 76-миллиметровыми орудиями с укороченными стволами и с прицельной дальностью менее 300 метров. Орудия танков брали расстояние вдвое большее, и потому с трудом представляется, чтобы танкисты подставлялись под прямой прицельный огонь.

Много реальнее, что они обходили курганы и шли дальше. Или останавливались вне пределов досягаемости батарейных пушек и безнаказанно и прицельно добивали их расчёты. По Котову и Лясковскому же, батарея Оганяна три дня вела бой с противником, уничтожив несколько десятков немецких танков, а последние защитники кургана, когда пушки были разбиты, со связками гранат легли под гусеницы.

Эта журналистская версия дошла рассказом, допускавшим известную долю обобщения, свойственного литературному тексту. Воспевая подвиг, авторы не учли, что своё слово скажут живые свидетели. Так и случилось: подвиг 16 артиллеристов с 17 по 19 ноября не выдержал поверку на достоверность.

Уже 18-го курган Бербер-оба обороняла рота другой дивизии. И если до неё — 17-го — на кургане и были артиллеристы, то они исчезли. Ни живыми, ни мёртвыми с раннего утра 18-го их там не было. Командир пехотной роты припоминал, что с ним связывался какой-то лейтенант-артиллерист и предлагал сообща действовать с его пушкой, спрятанной в укрытии в нескольких километрах на берегу речки Тузловки…

А 20 ноября оборонять было уже нечего: Ростов был сдан. Вне всякой связи с боями, развернувшимися севернее Ростова, враг вошёл в город со стороны Таганрога, причём танками и техникой — по автодороге, а живой силой — по железнодорожным путям. С утра немцы буднично высаживались на перрон главного вокзала из плацкартных и купе-вагонов и деловито пересаживались на трамвай. Советских войск в городе не было, и к полудню без единого выстрела немцы заняли центр, окраины и Нахичевань. Наше командование такого коварного проворства от них не ожидало. Остатки наших дивизий и полки НКВД, осознав бессмысленность оставаться севернее Ростова, в течение двух последующих суток отходили к Дону по улицам занятого врагом города. Немцы не имели реальных возможностей возиться с пленными. Они лишь взяли под контроль этот отход: сгоняли в строй разбегавшиеся группы, формировали колонны и сопровождали их к переправам через Дон, требуя лишь одного: оставить оружие. Красноармейцы подчинялись, ещё не зная, что левый берег ждёт их трибуналом.