Война красок

     На любые вопросы о Великой Отечественной войне мой дед-орденоносец всегда отвечал: «Зачем тебе знать про войну? Живи сегодня. Нынешняя жизнь — это счастье». Так он говорил и в благодатные застойные годы, и в нестабильные перестроечные, и в голодные постперестроечные. Потом моего любимого ветерана не стало.

     Жить сложней, чем выживать

     Но сегодня, общаясь с художником-афганцем Сергеем ГАПОНОВЫМ, я будто вновь услышала дедовы слова: «В войне нет радужного. Давайте говорить о хорошем, о настоящем...»

     И мы говорили о хорошем: о картинах художника, о семье, о православии. Но разговор вновь и вновь возвращался к Афгану.

     — Там было проще, — вдруг обронил Сергей.

     — Проще? — не поверила своим ушам я.

     — Да. Выживать проще. Жить сложнее. Семью содержать, дом, работать, детей растить. Всё это куда сложнее...

     Сергей Гапонов — инвалид-колясочник. Из дома выбирается редко, а напроситься к нему в гости я так и не смогла. Беседовали мы по телефону. Признаюсь, для меня это одна из самых неудобных форм интервью — не видишь глаза собеседника, руки, не можешь домысливать недосказанное. Поэтому о том, что происходит в душе художника Гапонова, я могла догадываться только по голосу. Он у Сергея ровный, спокойный. Только несколько вопросов добавили в него экспрессивных красок — тема абстрактного искусства (ну не любит он Кандинского и Малевича и «Чёрный квадрат» не признаёт) и тема вещих снов.

     — Видел их, конечно. У меня даже картина такая есть, — признался художник. — Лет 20 назад попался мне журнал о мистике, гаданиях и прочих потусторонних вещах. И там я прочёл статью о толкованиях сновидений. Так вот: если вам приснилась танцующая девушка, то это к любви. Если цветущее дерево — к успеху, рука с драгоценностями — к богатству. И ко мне пришла идея собрать эти образы воедино, чтоб передать мечты человеческие. Получилась картина. Я переписывал её несколько раз, но идею сохранил.

     — Я видела эту работу на выставке. В танцующей девушке проглядываются и черты вашей супруги Ирины. Не так ли?

     — Конкретно в этой навряд ли. А вообще, жену я рисую часто. Но мне очень сложно её писать. Хотя живём вместе уже 25 лет.

     — Вы познакомились после Афгана?

     — Да. Я уже был на коляске. Познакомились случайно в Сальске. Мы оба оттуда.

     В войне нет красоты

     Сергей немногословен. Около получаса я пыталась поговорить с ним о главном, но все личные темы он обходил стороной. Я уже и не надеялась услышать что-то важное, как вдруг рядовой вопрос о том, как сегодня живётся бывшему афганцу, неожиданно перевернул наш разговор.

     — Сегодня больше стали о нас говорить. Показывать по телевизору, приглашать на олимпиады. А раньше нас, инвалидов, вроде как и не было, — голос Сергея набрал силу. — Вот говорят об установке пандусов, лифтов оборудованных. Социальное такси теперь ездит. Можно добраться к стоматологу, к примеру. Или в поликлинику. Года два назад инвалидам пенсию увеличили. За первую группу я получаю 14 тысяч. Это значительная прибавка к основной пенсии. Вот я перечислил плюсы. Но есть ещё и минусы — нам перестали выделять автомобили (пусть были «Запорожец», «Ока», но это средство передвижения). Раньше нам полагались и бесплатные поездки в любой конец страны раз в год, и бесплатные лекарства. Теперь же этого нет. На лечение в военный санаторий в Подмосковье давно не езжу, так как теперь дорогу до него не оплачивают. Список льготных лекарств, конечно, существует. Но из него мне подходит только одно, да и то я с трудом выбиваю. Остальные десять наименований покупаю сам...

     — То есть денег не хватает. А с продажи картин зарабатываете?

     — Заниматься основательно живописью я стал в последние годы. Это моя вторая выставка. Первая проходила в библиотеке имени Гагарина. Туда зашёл мой друг. И говорит: «Неправильно ты всё организовал. Нужно было СМИ привлечь, подготовиться толком». Ну вот вторую выставку мне уже помогли сделать ребята-афганцы, воины Дона и публичная библиотека. Конечно, после этого обо мне уже узнали. Вот вы, в частности. Теперь, может, и картины будут покупать. На выставке замгубернатора Сергей Бондарев спрашивал, чем мне помочь. Я говорю: ничем, только выставку организуйте. Вот 22 апреля в «Роствертоле» будет выставка-продажа. Вроде как выделят мне место.

     — Я была на выставке. И заметила, что «афганских» работ у вас много...

     — Нет. Мало. Просто приурочили выставку к 25-летию вывода советских войск из Афганистана. Пришлось что-то написать. Это не моя тема — в войне нет красоты. Какая красота может быть в смерти? Нужно искать прекрасное в жизни — краски, соки, чтоб человек посмотрел и порадовался...

     — Но говорят же, чтобы избавиться от тяжёлого, нужно выплеснуть его куда-то — на бумагу или на холст...

     — Я не выплёскиваю это. Хотя, когда вернулся домой на инвалидной коляске, карандаш и краски, наверное, мне помогли...

     Серое лицо Афгана

     — Расскажете?

     — А что рассказывать-то? Призвался в 80-м. Служил в Афгане. За месяц до дембеля меня ранило.

     — Как нелепо...

     — Это под каким углом посмотреть. Мой товарищ отслужил. Ехал домой на попутках. В форме парадной был. Обстреляли. Ранили. Теперь тоже в инвалидной коляске... У меня знакомый есть — Герой России Альберт Зарипов. Так он слепой. И когда у него спрашивают, насколько ему тяжело, он говорит: «У меня всё хорошо — я могу ходить. А вот Сергей Гапонов не может. Вот у него плохо». А я думаю, что хорошо, что я вижу, писать могу. А как бы я без глаз? Всегда найдётся тот, кому хуже.

     — Так как вас ранило?

     Я служил в Кабуле. В одном из рейдов под Чарикаром душманы от нас убегали и отстреливались. Много наших ребят полегло. Мне повезло — ранили последним. К тому времени уже вертолёт прилетел, и нас, живых, и трупы загрузили в него. Я быстро попал на операционный стол. Потому и выжил. А ранение было пулевое. Я даже сначала не понял, что меня ранило. Будто отбросило взрывной волной, током прошибло, ног не чувствуешь. Живот стал надуваться. Даже подумал, что у меня внутренности вывалились наружу. Но позже узнал, что это кровь пошла в брюшную полость. Пуля прошла через одно лёгкое, спинной мозг и во втором лёгком застряла... Очнулся я на пятые сутки в реанимации. Глаза открыл, смотрю: рядом два негра в пене. Я не понял, что происходит. Тут зашла медсестра. Спрашиваю у неё: кто эти чёрные ребята? Она отвечает: «Наши танкисты. 80% ожогов на теле. Нежильцы. А ты жить будешь, держись...» После Ташкента меня отправили в Одессу, оттуда в санаторий в Крым. Домой я вернулся уже на инвалидной коляске. Но у меня никогда не было желания наложить на себя руки. Просто знал, что нужно приходить в себя, учиться жить. В этом мне, конечно, карандаш помог. Вот и до сих пор так. С утра встаю — и за мастихин*. Но вечером и ночью ко мне мысли разные дельные приходят, как лучше композицию составить, как цвет наложить. Я записываю всё это в тетрадку, чтоб не забыть. Так и живу — рисую, выжигаю, думаю, иногда выбираюсь в город, чтоб писать с натуры. Вот это настоящее удовольствие. Жена меня всегда поддерживает, сын.

     — Он унаследовал ваш талант?

     — Нет. Он учится в училище олимпийского резерва. Академическая гребля. А дальше пойдёт в Рязанское военно-воздушное училище. Десантником будет.

     — Странно, что вы, испытав на себе ужасы войны, согласитесь с таким выбором сына...

     — Я был пушечным мясом. А он будет элитным десантником. Офицером. Это разные вещи. Сейчас неспокойное время. Война может вспыхнуть в любой момент. И если уж это случится, коснётся она всех. Так пусть лучше он будет к этому готов. Мне так будет спокойнее...

     Повисла пауза. Я поняла, что пора заканчивать разговор. Чуть позже Сергей Гапонов прислал мне фото своих работ. Городские пейзажи и портреты — яркие, красочные, иногда даже опьянённые солнцем. И только сюжеты Афгана на полотнах художника неизменно тяжёлого землистого цвета. Как выжженная костром земля на цветущем лугу. Как побуревшие от времени пятна крови на нашей истории. Пятна, которые вывести невозможно...