Маяковский продолжается

Новочеркасский рекорд и ростовское пари Владимира Маяковского

 «Езжу, как бешеный. Уже читал в Воронеже, Ростове, Таганроге, опять Ростове, Новочеркасске и опять два раза в Ростове, сейчас сижу в Краснодаре, вечером буду не читать, а хрипеть». Так в одном из писем поэт Владимир Маяковский обрисовал напряженнейший график своего «гастрольного» турне по стране осенью 1926 года и его последствия. Маяковский в том году вообще много разъезжал по стране с выступлениями.

Предыстория такова. 22 ноября 1925 года он вернулся в Россию из большого путешествия по Европе и Америке, а уже через неделю «открывал» эти страны своим слушателям в стихах и устных рассказах.  Сначала в Москве, а вскоре и в других городах. «Открыв» Америку, стал ездить с другими программами. Состояли они, как правило, из трех разделов: доклад на какую-то  тему, чтение стихов, ответ на вопросы и записки из зала. Причем об обратной связи со зрителями сообщалось уже на афишах.

С миссией «нового Колумба» Маяковский прибыл в Ростов в начале февраля 1926 года. Конечно, изобличал заокеанскую эксплуатацию человека человеком, культ золотого тельца. Поэт выступал на сцене лучшего в донской столице досугового учреждения того времени  клуба   ВСАСОТР  – Всероссийского союза административно-советских, общественных и торговых работников. В зале аншлаг. Но собрались не одни только поклонники его творчества. По свидетельству очевидцев,  было  немало тех, кто пришел из любопытства и даже с желанием задать поэту вопрос с подковыркой. Маяковский к таким вопросам давно привык, они совершенно его не смущали. Однажды, увидев  в конце вечера целую кучу записок из зала, объявил, что на все ответить не успеет, заберет с собой: будет дома читать и развлекаться. Именно это слово, как вспоминалось зрителю, и употребил: «развлекаться».

Молодой ростовский литератор Григорий Кац, который в те годы сотрудничал с различными изданиями, включая нашу газету («Большевистскую смену»), рассказывал, что Маяковский любил в свободные минуты прогуляться по ростовским улицам. Ростов Маяковский называл одним из красивейших городов России, говорил, что будь он почище, так в него можно было бы  влюбиться.

Свободных минут, похоже, было не так-то много. К примеру, рано утром 6 февраля (на этот день было намечено  первое публичное  выступление Маяковского в Ростове) поэта  поднял с постели стук в дверь фотокорра краевой газеты «Советский Юг».

Вероятно, снимок планировался в номер,  и времени было в обрез. Пришлось позировать в домашней кофте. Днем Маяковский нанес визит в редакцию этой газеты, встретился с молодыми журналистами, многие из которых на досуге занимались литературным творчеством. В основном сочинением стихов.

Его постоянно приглашали выступить где-то еще, в дополнение к гастрольной афише, провести, говоря нынешним языком, мастер-классы для молодых литераторов. Поразительно, как  успевал находить время, чтобы  работать над собственными стихами.

В перестройку, когда многое из культурного наследия советской эпохи подверглось жесткой ревизии, была попытка сбросить с корабля современности и Маяковского. Если прежде  его гастрольные поездки по стране объяснялись стремлением изучить жизнь народа от Москвы до самых до окраин, то теперь стали предполагать другие мотивы. Прежде всего желание этими поездками заработать.

Отрицать коммерческую составляющую таких  проектов было бы смешно и нелепо. Сводить все только к ней –  тем более. В доказательство тому – два выступления Маяковского осенью 1926 года в Новочеркасске и Таганроге.

В Новочеркасск поэт прибыл поездом в один из пасмурных ноябрьских дней. От вокзала до центра добирался на извозчике. Вид городских окраин Маяковского  удручил. В стихотворении «Голубой лампас» Новочеркасск окраинный  назовет городом-оборвышем. Поэт  спросил извозчика, а чем, кроме белых генералов, Новочеркасск еще знаменит? Проезжали мимо памятника Ермаку, и извозчик тут же назвал имя легендарного атамана. Мощный Вознесенский  собор в центре города поэта, похоже, впечатлил, а памятник Ермаку – едва ли:

Путь до небес

  раздели пополам –

   дотуда дойдут купола!

А за собором

  средь сора и дерьма,

  эдакой медной гирей,

Стоит казак,

  казак Ермак,

Ермак  – покоритель Сибири.

Можно предположить, что к Донскому политехническому институту, в котором должен был отработать свою  программу, Маяковский подъезжал не в лучшем настроении. И вдруг перед ним  целый  студенческий городок, а большая химическая аудитория, в которой его ждали зрители, круче, чем иной концертный зал! Маяковского  поразила статистика: на 60 тысяч населения Новочеркасска приходится семь тысяч вузовцев! Так поразила, что эту строчку он сделал эпиграфом к «Голубому лампасу».

Встреча Маяковского в ДПИ стала рекордной: она продолжалась с половины девятого вечера почти до часа ночи.  Таких длинных выступлений за время поэтических гастролей еще не было. Коммерческими соображениями это не объяснить. Объяснить можно только  искренним желанием общаться с неравнодушными, интересными автору зрителями.

Если в Новочеркасске на программе Маяковского яблоку негде было упасть, то в Таганроге сложилось иначе. В Таганрог он поехал со своими известными и новыми вещами, а также   докладом  «Поп или мастер?». Это была критика мистического отношения к фигуре поэта, его миссии, процессу сочинительства,  а также развенчание книги популярного в то время автора про то, как писать стихи. Таганрожцы почему-то на данную тему не клюнули. Собралось всего ползала.

Выступление можно было скоренько свернуть, тем более что в клубе  не топлено, зябко. Никто бы не укорил.

Маяковский  предложил зрителям считать, что зал не наполовину пуст, а наполовину полон. Обнадежил:

– Все равно буду выступать, пока мы все не замерзнем. А, возможно, произойдет обратное: я вас сумею разогреть своими стихами.

Так, вероятно, и произошло. В финале Маяковский сказал, что у таганрожцев есть шанс исправиться. Пусть расскажут об этой встрече своим знакомым, а на следующей его встрече в этом городе пусть  будет полно и тепло.

В следующий (и последний) раз Маяковский приехал на Дон в следующем году. Таганрожцы не подвели.

В 1950 году, еще при Сталине, Ростовское книжное издательство выпустило сборник воспоминаний «Маяковский в Ростове». В нем  любопытная информация об откликах на выступления поэта в Ростове, опубликованных на страницах все той же газеты «Советский Юг», органа Северо-Кавказского  краевого комитета Всесоюзной коммунистической партии большевиков и краевого исполкома советов рабочих, крестьянских, казачьих, горских и красноармейских депутатов.

В частности, сообщается, что в качестве отчета о вечере Маяковского в феврале 1926 года «бывший редактор, впоследствии разоблаченный как злейший враг народа, тиснул под псевдонимом Ян похабнейшую пародию «Штаны без облаков». И это еще не все…

В 1927 году народный комиссар Луначарский разослал местным властям письмо, в котором содержалась просьба всячески содействовать поэту Владимиру Владимировичу Маяковскому, который направляется в города СССР с чтением своей октябрьской поэмы «Хорошо!». Нарком подчеркивал, что, по его мнению, эта поэма имеет большое художественное и общественное значение.

И что же «Советский Юг»?  Словно в пику наркому просвещения, тиснул отклик  в то время  еще местного ростовского  критика (в 1930 году он переехал в Москву) Юзефа Юзовского под названием «Картонная поэма». «Этой статейкой, – читаем в раритетном теперь сборнике, – не замедлили воспользоваться троцкистско-бухаринские ублюдки, которые перепечатали ее в журнале «На литературном посту».

Она вообще наделала много шума. К сожалению, больно задела Маяковского. Юзовский писал, что «Хорошо!» – это не творчество, а его имитация. Что прежний Маяковский, с его живым чувством, удачными метафорами, лишь изредка проглядывает сквозь декларативные строки и штампы.

Узнав об этой публикации, Маяковский захотел поговорить с автором. Встреча Маяковского с  критиком произошла в лучшем номере ростовской гостиницы «Деловой двор», который занимал поэт. 25-летний Юзовский начал с того, что с юности любит поэзию Маяковского, но в отношении «Хорошо!» повторил все то же, что написал в статье.

Маяковский  старался быть корректным.

– Вот что, Юзовский, – сказал он. – Если будет социализм, то поэма хорошая. А если не будет, то к черту все: и меня, и вас, и поэму.

До окончания этого литературно-исторического спора оставалось больше полувека. Маяковский оказался неправ. Воспетый им строй рухнул, но под его обломками вся  поэзия Маяковского не погибла. Иные исследователи  даже в «Хорошо!» пытаются найти какие-то новые, не очевидные прежде смыслы, которые, возможно, удивили бы и  самого автора.