КНИГОЛЮБ

    ЗАДОЛГО до того, как я стал студентом   Ростов­ского пединститута,  где кафедрой западно-европейской литературы заведовал профес­сор Николай Николаевич Сре­тенский, случай привел меня к нему в дом. Поразила его библиотека не только своей об­ширностью, хотя и это было удивительным,  но   обилием книг на иностранных языках. Профессор свободно   владел французским, английским, не­мецким.

   Читал он лекции артистиче­ски, эрудиция его была поис­тине уникальной. Он превос­ходно знал не только литера­туру, но и театр, живопись, музыку... Помнится, приносил он в аудиторию томик Корнеля или  Расина на француз­ском, пробегал глазами по стра­ницам и тут же переводил диалоги на русский, переводил, что называется, с листа,  без запинки. В дни больших юби­леев — Пушкина,   Герцена, Толстого — отступал от прог­раммы и с увлечением гово­рил о великанах русской ли­тературы.

    Как-то я встретил профес­сора в книжном магазине, что был на улице Энгельса, там, где ныне кафе «Дружба». На антресолях, где размещался букинистический отдел, Нико­лай Николаевич долго переби­рал книги. Мне было интерес­но, что же выберет  ученый. Все книги, которые здесь стоя­ли на полках,   он наверняка читал — в этом я тогда не сомневался. И он выбрал... Что бы вы думали? Он   выбрал книгу еще дореволюционного издания, небольшую по объему, очень скромно оформлен­ную и показал мне:

     — Вот, захотелось почитать о Волге. Родимые края...

    Это была краеведческая кни­га о волжских  просторах, о городах, раскинувшихся    по берегам великой реки, о мно­гих    достопримечательностях этого древнего края.

     — Вот видите — и про Ка­зань здесь, и про университет, и про Лобачевского...

    Через несколько лет,  слу­чайно, в выходной день,  я встретил Николая Николаевича на одной из улиц Пролетар­ского района. Вместе с маль­чиком в матросском костюмчи­ке, которого он держал за ру­ку, они спускались к  Дону. Я шел рядом и не без инте­реса слушал, как ученый рас­сказывал племяннику про курочку Рябу и золотое яичко. Потом мы говорили о разных разностях. И я   почему-то вспомнил букинистический магазин и его покупку. И со­вершенно откровенно высказал Николаю Николаевичу    свое недоумение. Помнится, я прямо так и бухнул:

    — А знаете, меня ваша по­купка тогда очень   удивила. Признаться, и теперь до меня не доходит, ну что может быть интересного в книге ни­кому не известного автора, да еще написанной давно, и к то­му же рассчитанной на люби­теля.

— А я и есть  любитель, — подхватил Николай Николае­вич. — Самый что ни на есть любитель.

    И очень корректно, уважи­тельно к собеседнику, но го­рячо и страстно преподал мне наглядный урок. Быть может, никогда после, во всю  мою жизнь, мне не довелось слы­шать такого задушевного сло­ва о любви к природе, отчему краю, населяющим его людям, их труду, которым создано все великолепие окружающего че­ловека мира. Это были не об­щие слова, а очень теплые и лирические излияния, идущие из глубины души.

Николай Николаевич пове­дал мне, что, кроме книг, соз­даваемых великими тружени­ками культуры — и писателя­ми, и учеными, — существуют еще книги, написанные людь­ми бывалыми, мало кому из­вестными, но одержимыми страстной любовью к Родине, к родным с детства местам, на­ходящими особое счастье  в том, чтобы досконально изу­чить и архивы, и свидетельст­ва старожилов и сообщить своим современникам любо­пытные подробности и о лю­дях, составивших славу роди­мого края, и о его истории, и многих примечательных собы­тиях, которых в учебнике не найдешь. Люди, пишущие та­кие книги, очень интересные, одухотворенные, соединяю­щие в себе талант и поэта, и исследователя, и их труды, как правило, являются итогом многолетних   разысканий, не­утомимых поисков, скрупу­лезного изучения памятников материальной культуры.

     Очень убедительно говорил Николай Николаевич,    очень увлекательно, и я его слушал, как говорится, раскрыв рот.

— Вот и та книжица, что запомнилась вам, написана бы­ла одним из таких подвижни­ков. Я ее довольно часто беру в руки. Полистаю, выборочно прочитаю отдельные места — и будто вновь побываю вми­лых сердцу родных пенатах. Знаете, очень целительное это занятие, для души, конечно. Вот доживете до моих лет — сами поймете.

Николай Николаевичкак вводу глядел. Все именно так и произошло.   Увлекся я крае­ведением сравнительно не­давно, когда мне сравнялось столько же лет, сколько было в ту пору моему профессору. И у букинистов ищу прежде всего краеведческую литера­туру. И давно изданную, и вышедшую недавно. Теперь-то я отлично понимаю какой большой труд предшествует даже  небольшой заметке. А чтобы написать книгу — нуж­ны годы напряженных поис­ков, неутомимой  исследова­тельской работы терпения. Книга, в которую вложено много труда, которая писалась с любовью, обязательно вызо­вет ответное чувство у чита­теля.  Тому есть немало при­меров.