О Сельмаше напишите сами...

Даже те, кто никогда не читал ни одного произведения великого пролетарского писателя Алексея Максимовича Горького, знают, что в Ростове-на-Дону с его именем связано многое. Его именем назван городской парк культуры и отдыха. И главный драматический театр, который англичане называют «Трактор — Горьки», поскольку макет этого уникального шедевра урбанистической архитектуры стоит у них в музее мирового искусства рядом с картинами Сальвадора Дали и шедеврами эпохи возрождения. Что уж говорить о названии одной из центральных улиц и названии городской библиотеки. Бесспорно, великий писатель эпохи до и после революции отметился повсюду.

Но с Ростовом у него особая связь. Юный Горький странствовал по Руси, набираясь писательского опыта. В голодный 1891 год он забрёл впервые на Дон. Портовые грузчики прозвали его Алёшей Работящим. Не особо отличаясь физической силой, он таскал с турецких пароходов сырые кожи, многопудовые тюки табака. За каторжный труд получал полтину в день. Голодал, воровал картошку с чужих огородов, якшался с ворьём и босяками, но в их паутину его не затянуло. Двадцатитрёхлетнего парня местные грузчики уважали за грамотность. Он читал вслух газеты и книги, просвещал. Вот и теперь стоит каменный Горький и грустно смотрит на левый берег Дона.

На одном из портовых зданий на набережной Дона установлена мемориальная доска. Ещё одна есть на доме, где он жил, на углу Ворошиловского и Донской. Это была ночлежка, старуху-хозяйку которой звали Леонтьевна. В комнатах спали вповалку по двадцать человек. Может быть, именно здесь зародилась пьеса «На дне»? Потом его, как грамотного, перевели на второй этаж в отдельную комнату. А когда он стал всемирно знаменитым писателем, местные грузчики стали называть её «Политической комнатой».

До этого он успел пожить в маленькой хатёнке грузчика Щербакова в переулке Державинском, 26. В хорошую погоду все ночевали во дворе, прямо на траве. Лишь в ненастье заходили в хату. Горький постоянно что-то читал, рассказывал. Люди слушали его, задерживались до поздней ночи. А напротив жил околоточный надзиратель. Этакий ученик Иуда и прокуратор в одном лице. Он внимательно слушал мессию и однажды стуканул: долг есть долг. Как всё повторяется в этом мире под настольной лампой! Алёшу Работящего «взяли» за «разговоры» и «вечерние посиделки». Ему повезло, отпустили. Правда, он не вернулся больше в этот свой «клуб», в неформальное объединение молодёжи. Какое-то время он проработал ещё грузчиком в порту. А когда ушёл, часто писал ростовским товарищам. Увы, переписка эта не сохранилась, её изъяли жандармы при обыске. Видимо, просто спалили или пустили на курево. Он вернулся в Ростов в 1928 году, правда, проездом.

На привокзальной площади специально для него соорудили помост. Тысячи рабочих, пионеров, комсомольцев и местной партийной элиты встретили Горького, как сегодня уже не встречают поп-звёзд, и не под фанеру. Оркестр железнодорожников «зажёг» Интернационал — в ту пору супермировой хит. Горький был смущён и растерян. Он был не беспонтовой звездой, а реально настоящей. И сказал Алексей Максимович: «Ну что говорить? 40 лет тому назад я работал в городе грузчиком на берегу. Кожу, табак выгружали. Грязный, извините меня, был ваш город. Плохо платили рабочему человеку. И полиция была свирепая. Сорок лет — срок в истории довольно значительный. Нынче я вижу другой народ, другую страну, другие города, всё другое…»

Но гудок паровоза прервал речь великого писателя, и поезд унёс его в тревожную даль великого завтрашнего дня России. В третий раз он вернулся в наш город летом 29-го. Встречался с железнодорожниками, побывал на Сельмашстрое. Его просили написать книгу о Сельмаше, но мудрый писатель ответил: «Вам, молодым, нужно знать и о старом, окаянном прошлом. Пишу сейчас о старом: повесть «Клим Самгин» — может, читали?» (А как они могли её читать, когда он только её пишет? Да и когда читать им такую мудрёную книгу, когда вкалывать на стройке коммунизма надо?) «А о Сельмаше я напишу хуже вас».