Свято место не бывает пусто

Мистика названий улиц и кварталов в том, что они, как имена и фамилии людей, на них же и влияют.

Пока жил на Портовой, мечтал стать моряком. В голове шумел морской ветер, но потом как-то поутих. Жил на Чкаловском тоже не случайно. Ведь родители меня, родившегося в День авиатора, назвали в честь легендарного лётчика. Правда, ещё и кармически действовало название улицы Казахской. Постоянно в голове крутились восточные мелодии типа «Балалайка, два струна. Я хозяин вся страна. Приходи ко мне, девучка, будэм с тобой кушат семечка». Чтобы как-то изменить судьбу и не свихнуться, пришлось переехать в центр. Теперь живу на улице имени поэта М.Ю. Лермонтова. Ну вроде как должна настать в душе окончательная победа поэзии над прозой жизни. Однако пока приходится ходить по переулку Газетному на работу в газету. И есть подозрение, что с тех пор как люди бездумно стали переименовывать улицы, кварталы и города, метафизика имён запуталась и погибла. И свершилась победа труда над человеком. И ушла из жизни красота. А тут ещё узнал, что улица Лермонтовская до 1885 года называлась улицей Навозной. Чего ещё ожидать от судьбы? Не приведи господь! В 1885 Вове Ульянову было 15 годков, Лев Николаевич уже не ел мяса, а на будущей моей Лермонтовской сливали навоз из бочек. До революции было слишком много улиц, названных или от балды или же по назначению. Вагонный переулок, Береговая улица, Верхне-Бульварная, Большая и Малая Садовые. Это и понятно, там жили приличные люди, а помои они свозили на окраину, где теперь, можно сказать, Манхэттен. Всё меняется.

Однако вот кто прежде жил на ныне Пушкинской, а раньше Кузнецкой? Раньше кузнецы, а теперь в основном кузнецы своего счастья. Большая Садовая, носившая при недоразвитом социализме псевдоним величайшего капиталиста в честь социалистической революции. Суть оставила прежнюю, но и новой нахваталась. Теперь это одна из самых богатых во всех смыслах улиц. До революции в Ростове регулярно проводился праздник древонасаждения. Сажали преимущественно фруктовые деревья, которые долго не живут. Люди выходили на улицы и под музыку духовых оркестров сажали саженцы полезных деревьев. Потом, правда, большевики пожадничали на фруктовых саженцах и засадили город наспех сорняками, так называемыми самками тополя. Они теперь травят своим аллергенным пухом жителей Ростова. Правда, надо отдать должное советской власти. При ней регулярно боролись с сорной травой. Её выжигали на регулярных субботниках. Теперь этого не делает никто — солярка дорогая.

На моих глазах город то опускался, то хорошел. Лет двадцать я купался в Темерничке в районе Лендворца. До дамбы там была курортная зона, теперь зловонное болото. Напротив памятника Стачки был чудесный дикий фруктовый сад. В нём проходила часть моего детства. Жил я у бабки, рядом с легендарной железнодорожной баней. Теперь вместо бани — мусорка, чёрная дыра истории. Зато вместо фруктового сада бензоколонка.

Метаморфозы истории беспощадны. Каждый раз, проходя по площади Советов мимо «сухопутного крейсера революции», называемого в народе известно как, ощущаю, как не хватает здесь храма. На этом месте, на бывшей Соборной площади, он и стоял — красавец Александро-Невский храм. Это был один из немногих шедевров архитектуры — брат Исаакиевского и нашего Новочеркасского храмов. Говорят, в нём была такая великолепная акустика, что все знаменитые певцы, приезжавшие в Ростов, считали за честь бесплатно петь в нём на богослужении. Теперь заезжие звёзды «рубят капусту» под фонограмму в типовом сарае — Дворце спорта, который является «шедевром красноцыганской архитектуры», а построен этот храм культуры на месте бывшего городского кладбища, а позже городской барахолки.

Александро-Невский храм был разрушен по инициативе молодых комсомольцев и коммунистов в 1926 году. У стен храма собирались нищие и оборванцы. Чтобы убрать очаг заразы, юные ленинцы написали гневное письмо в газету.

Вместо красавицы Покровской церкви теперь стоит каменный идол революции товарищ Киров, которого замочили в большевистском переделе. Также разрушили церковь Красного креста. Она располагалась на территории нынешнего медицинского института. Прежде это была Николаевская больница, затем Варшавский университет. Теперь на фундаменте церкви памяти солдатам первой мировой войны стоит морг. Воистину, мистические заклинания и революционные молитвы работают как шептания «старика Хотябыча». Кто был ничем, тот станет всем и наоборот. Памятник царю Александру II был повёрнут лицом к собору, а в руках у царя — крест. Теперь на его месте к храму спиной стоит Дмитрий Ростовский.

Однако времена меняются и в лучшую сторону. Город хорошеет, и если в ближайшее время, как град, на наши головы не грянут перемены, и мы опять не начнём рушить святые места и переименовывать улицы и города, то торжество красоты вернётся на круги своя. История знает, что свято место пусто не бывает. Так что есть шанс, что товарищ Киров, который ни черта не знал, каким оно будет, это будущее, станет кирпичиком в фундаменте новой Покровской церкви.