Погодин

Невзрачный

Как и у Фадеева, у Погодина тоже был псевдоним. Только не партийный, а литературный. Настоящая фамилия широко известного в советские времена автора пьесы «Кремлевские куранты» и сценариста «Кубанских казаков», дважды лауреата Сталинской и единожды Ленинской премий была Стукалов.

Феномен псевдонимов в первой половине ХХ века в СССР заслуживает отдельного психиатрического исследования: ну, не нравились людям фамилии, доставшиеся им от родителей, хотелось чего-то нового. Раз уж разрушать старый мир до основания, то надо и от старой фамилии отказаться. Тем более, если фамилия неблагозвучная.

Тяга к смене фамилии к концу 40-х приняла настолько массовый характер у творческой ителлигенции, что в газетах развернулись дискуссии: «Нужны ли нам сейчас литературные псевдонимы?»

Писатель Бубеннов объявил со страниц «Комсомолки»: псевдоним – это «хамелеонство, с которым настало время навсегда покончить». А если, мол, вам не нравится своя фамилия, кажется неблагозвучной – меняйте в установленном порядке, и в паспорте в том числе. А то запутаешься!

Писатель Константин Симонов не соглашался: «Во-первых, благозвучие фамилий - дело вкуса, а во-вторых, непонятно, зачем, скажем, драматургу Погодину, фамилия которого по паспорту Стукалов, вдруг менять эту фамилию в установленном порядке, когда он, не спросясь у Бубеннова, ограничился тем, что избрал себе псевдоним Погодин, и это положение более 20 лет вполне устраивает читателей и зрителей».

В общем, спор за право на раздвоение личности был жарким.

Погодин разделял точку зрения Симонова: «Стукалов ассоциируется со «стукачеством». А я этим никогда не занимался. Вот на меня «стучали», и не раз».

Уроженец станицы Гундоровской (ныне г. Донецк, Ростовской области) драматургией занялся не сразу: с 14 лет работал - переплетчиком, продавцом газет, слесарем и экспедитором.

Первые литературные опыты Николая Стукалова относятся еще к дореволюционному времени. За год до революции 16-летний Коля написал фельетон под названием «Куда смотрит городская управа?». В фельетоне шла речь о ростовской реке Темерник, которая уже в те годы «распространяла антисанитарию».

Свой фельетон мальчик отправил в Москву, в журнал «Сатирикон». В сопроводительном письме просил: «Не смейтесь над мной, платить мне не надо». Ответ был следующим: «И смеяться не над чем, и платить не за что».

Еще мальчик сочинял стихотворения. Очень длинные. Одно из них было даже опубликовано.

Советская власть к творчеству юноши-фронтовика (Стукалов пошел добровольцем в Красную Армию) отнеслась более снисходительно. «Известия Ростово-Нахичеванского-на-Дону военно-революционного комитета», «Трудовая жизнь», «Станок», «Донская беднота» и «Молодежь Дона» охотно публиковали его статьи.

Тогда же, в 1920 году, Стукалов стал Погодиным.

О своей работе в Ростове Погодин пишет следующее:

«Звонок в редакцию: «Немедленно спецкора». Бегу! Дисциплина! Мне выдают в Донпродкоме карабин: «Стрелять умеешь?» и пачку папирос в виде премии за активность. А через час по глухим донским дорогам на автомобиле ночью мчимся куда-то далеко, на совсем одичавший, злобный казачий хутор».

Написать Погодин мог все, что угодно. Не сходя с рабочего места. Нужен рассказ на антирелигиозную тему? Пожалуйста! Вера Панова, в те годы начинающая ростовская журналистка, поражалась таким способностям коллеги.

- Тот не журналист, кто этого не может. Газета требует полной отдачи, - комментировал свои способности Погодин.

В декабре 1922 года Погодин помогает рабочим «Красного Аксая» написать письмо Ленину. «Мы сумеем строить свои русские «фордзоны» - лучшей конструкции, более прочные, чем американские».

Одна из «тракторных» корреспонденций – на этот раз в «Правде», в январе 1923 года – попадается на глаза тяжело больному Ленину. Сам Ильич изучить корреспонденцию не может и требует прочитать ее вслух.

Пробовал Погодин писать и фантастическую прозу. Так, в 1923 году в газете «Молодежь Дона» появилась его повесть «Таинственное вознесение трех комсомольцев на Марс». Повесть печаталась с продолжением во многих номерах.

Активного корреспондента заметил Фадеев. Он посоветовал обратить внимание на очерки. Погодин стал рецензировать спектакли местных театров.

По свидетельству ростовского краеведа Иосифа Гегузина, после одного из критических материалов Погодина в «Трудовом Доне» (статья «Как быть с театром Луначарского?») режиссер театра Синельников сказал журналисту:

- А где вы прикажете брать новые хорошие пьесы? Вот вы, например, товарищ Погодин, хорошо знаете, что нужно народу, вот возьмите и напишите пьесу.

Погодин задумался на мгновение и решительно ответил:

- Придет время - напишем.

А пока... Погодин активно участвует в художественной самодеятельности. На открытии клуба рабкоров «Трудового Дона» он исполнял главную роль в пьесе Мольера «Проделки Скапена». Играл в пьесе Гумилевского «Владыка мира».

В газетах того времени можно прочитать: «1 мая 1923 года на открытии клуба печатников шла пьеса «Владыка мира», пользовавшаяся у зрителя большим успехом. Главную роль умело и с чувством исполнил фельетонист «Трудового Дона» Николай Погодин, проведший ее, что называется, с огоньком».

Писал Погодин сценки, скетчи для театра миниатюр «Бравада» .

Ведущий объявлял:

- В нашей сегодняшней программе два больших ПО: Эдгар По и Ник. По, с той лишь разницей, что первый из них американец, а второй - нахичеванец. Итак, посмотрите скетч Ник. По «Огурчики соленые».

Так сказать, «Комеди клаб» начала 20-х годов прошлого века.

Время писать пьесы пришло в 1929 году, когда Погодин уже жил в Москве и работал в газете «Правда». Ответственный секретарь газеты Ульянова пригласила Погодина на работу в редакцию. Жена Погодина рассказывает:

- Помню, шли по Арбату и увидели большую афишу: «Анонс. «Рельсы гудят» В. Киршона».

С Киршоном Погодин был знаком по Ростову. Деятельный уроженец Нальчика активно участвовал в литературной жизни донской столицы. В 1937 году Киршона расстреляли. В фильме «Ирония судьбы» звучит песня на его стихи «Я спросил у ясеня, где моя любимая».

Пораженный успехом младшего товарища (Киршон был на два года младше Погодина), Николай остановился, а затем решительно завил: «Если Володька написал пьесу, то и я напишу».

Первую свою пьесу «Темп» Погодин написал за неделю. О трудовом энтузиазме современников на строительстве Сталинградского тракторного завода. О тракторах Погодин знал "не понаслышке".

В декабре 1929 года с пьесой познакомились Л. Сейфуллина, А. Толстой и К. Чуковский. «Темп» им понравился.

Первая пьеса молодого драматурга прокатилась по всей стране.

«Пойдите в наши театры, - говорил Всеволод Мейерхольд, - все действующие лица говорят одним языком, за исключением Погодина, который пытался в «Темпе» заставить действующих лиц говорить таким языком, который присущ каждому из нас. Это у него очень хорошо сделано».

Последующие пьесы закрепили достигнутый успех. В «Поэме о топоре» Погодин рассказал о борьбе за выработку нержавеющей и кислотоупорной стали на Златоустовском заводе, в «Снеге» – об успехах советской научной экспедиции, в «Моем друге» - о постройке и освоении нового завода. В «После бала» было колхозное строительство, в «Аристократах» - «перековка» человека на строительстве Беломорканала.

Плюс «Человек с ружьем», «Кремлевские куранты» и «Третья патетическая» - о Ленине.

У Погодина было все – и слава, и материальное благосостояние. И порок.

О его пьянстве ходили легенды. Сам Погодин считал, что легенды преувеличивают. Карикатурист Борис Ефимов в своих мемуарах вспоминает, что Погодин жаловался ему на «весьма коварное свойство своей физиономии - он выглядит сильно выпившим, будучи на самом деле абсолютно трезвым».

Если верить Погодину, по Ростову он скучал и готов был даже бесплатно писать статьи для ростовских газет. Но почему-то не стал.

В наш город Николай Федорович вернулся лишь однажды - 6 июня 1961-го, за полтора года до смерти. Приехал на своей собственной машине с персональным шофером. Но инкогнито. Не поставив в известность партийные и хозяйственные органы города. Помочь с устройством в гостинице он попросил ростовского журналиста Соломона Гурвича.

Гурвич рассказывал мне, что дело обстояло следующим образом.

«Я позвонил в облисполком и договорился о номере в гостинице «Дон». Там нас попросили подождать в холле. Администратор взял паспорт и пропал. Погодин и шофер задремали. Прошло 30 минут, я постучался в окошко:

- Как там с Погодиным?

- Что? - закричал администратор. - Я позвоню сейчас в облисполком и попрошу прислать милицию. Вы под видом погодиных протаскиваете в гостиницу своих друзей.

- Так ведь это ж автор «Кремлевских курантов».

- Какой автор? Почему такой невзрачный? Ну ладно, что-нибудь придумаем, - смягчился администратор.

Через двадцать минут он снова появился в окошке.

- Идите в 215-й номер.

Номер оказался крохотным. Прежде чем расположиться на ночлег, Погодин предложил прокатиться по Ростову - все-таки уехал отсюда сорок лет назад и с тех пор не возвращался. Когда мы вернулись в гостиницу, администратор опять накричал на нас.

- Где вы мотаетесь? Уборщица уже вынесла мертвых клопов из вашего номера - мы как раз сегодня травили этих насекомых.

С Погодиным мы договорились встретиться на следующий день в 6.30. Утром я был у него, но на стук никто не ответил.

- Как только по радио пробили кремлевские куранты, так ваш друг и уехал. - сыронизировал администратор. - Так не делается. Говорили «Погодин», а в паспорте написано «Стукалов».

Больше лауреат Ленинской премии, Герой Социалистического Труда Погодин в свой родной город не приезжал. Обиделся».

Но в Ростове о Погодине будут вспоминать еще не один год – по крайней мере пока существует улица, носящая фамилию его литературного псевдонима.