Я жила среди баронов

    О том, что она служила в "Нормандии-Неман", в послевоенные годы Анна Перцева старалась никому не рассказывать - боялась преследований КГБ. "Но я жива до тех пор, пока помню французских летчиков", - считает 79-летняя ростовчанка.

       Лефевр

     В ночные окна тарабанит дождь. На часах около трех. Анна Кузьминична ходит по комнате, зная, что уже не уснет до утра. В который раз она просыпается от одного и того же страшного сна: пылающий как факел человек выпрыгивает из самолета на землю. Катаясь по траве, он пытается сбить пламя. Люди в военной форме бросаются к человеку на помощь. Вот они несут его на носилках в санчасть. Она видит его лицо, почерневшее от копоти. Одежда летчика сгорела почти дотла, но он улыбается, он совсем не похож на страдающего человека. 

      "Господи, - шепчет женщина, - это же не сон, это же было, было..." 

     Небольшая деревня Дубровка под Смоленском, в нескольких километрах от линии фронта. Бревенчатые избы, приветственные плакаты: "Добро пожаловать, "Нормандия-Неман"! Слава отважным французским летчикам!"... Лампы, сделанные из гильз 37-миллиметровых снарядов. В латунном стакане горит самодельный фитиль. Весна 44-го года. На боевое задание вместе с командиром полка Пуйядом уходят истребители третьей эскадрильи. В их числе и командир звена барон Лефевр - молодой и красивый. Это его самолет постоянно снится Анне Кузьминичне. Это его уносят на носилках. 

     Через несколько дней на глазах у капитана Дельфино, не оставлявшего однополчанина до последней минуты, барон Лефевр умер. 

    Похоронили летчика на Введенском кладбище под Москвой, у основания памятника французским солдатам, погибшим в кампании 1812 года. 

     Вместе со всем полком плакала и юная радиомеханик Аня Киваева. Ей нравился этот французский летчик. 

     - Спустя столько лет я до сих пор не могу забыть то, каким он был внимательным и заботливым по отношению ко мне. И делал все это по-баронски, ненавязчиво. Постоянно дарил шоколад, а однажды принес ей гимнастерку из тонкого шерстяного сукна. 

     - Аня, - сказал он, показывая на ее выгоревшую и штопанную-перештопанную одежду, - сними это и больше не надевай. Думаю, эта гимнастерка больше подходит к твоему лицу. 

    Девушка погладила рукой тонкое сукно, ей хотелось тут же надеть новую одежду, но, помня предписание московского начальства ("никаких связей с французами быть не может"), она не осмелилась этого сделать, пока не получила "добро" от своего непосредственного командира. 

      Гимнастерка на Ане сидела ладно. 

      - Я тогда подумала, как это ему удалось найти мой размер, такой маленький, - вспоминает Анна Кузьминична. 

      Была ли она влюблена в него? 

     - Я как-то не думала об этом. Ведь рядом служил механиком мой будущий муж - Юрий Перцев. Правда, в то время мы еще не были расписаны. Но Юрий предупредил, что никаких отказов он не примет, и если что, то разговор между нами будет коротким - при этом он показал на пистолет... 

     Филипп де Сейн 

   Анна Кузьминична берет со стола альбом с фотографиями летчиков и техников полка "Нормандия-Неман", присланный ей к одной из годовщин Победы. Ее взгляд останавливается на лейтенанте Филиппе де Сейне - благородное, мужественное лицо. 

   - Это был скромный, простой парень, погиб прямо у меня на глазах. До мельчайших деталей помню, как кружился его самолет над аэродромом. Белая полоса дыма тянулась вдоль фюзеляжа - утечка бензина. 

     - Де Сейн, прыгайте! - настойчиво требовал майор Дельфино в микрофон. 

    Кто-то подбежал к Дельфино и объяснил, что в хвостовом отсеке фюзеляжа находится механик, сержант Володя Белозуб... 

     Анна, как и все остальные, поняла, какая трагедия происходит тогда в небе... Конечно, де Сейн может спастись, выпрыгнув с парашютом, но это означает верную смерть механика. 

      - Де Сейн, прыгайте! Я приказываю! - командует уже советский офицер. 

     Но лейтенант из французского старинного рода старается сделать все возможное, чтобы посадить машину. Ему это не удается. Машина ударяется о землю и исчезает в огромных языках пламени. 

     Поступок де Сейна, отказавшегося выпрыгнуть с парашютом только потому, что это не спасало его механика, потряс ее. Позже подвиг летчика приводился как самый убедительный пример боевого содружества полка "Нормандия" и советских Военно-воздушных сил. 

      Дельфино 

     Вот на этом снимке заместитель командира полка - майор Луи Дельфино. Красивый, и тоже из баронов, как, кстати, большинство летчиков "Нормандии-Неман". На обратной стороне изящным почерком надпись, сделанная на французском и русском языках: "...На память Ане, которую буду так много вспоминать". 

      Глядя на фотографию, Анна Кузьминична припоминает один забавный случай: в столовой на брюки Дельфино вывалился винегрет. Ее попросили почистить одежду. И Аня решила постирать ее в бочке с бензином. Пока стирала, со страхом думала, как бы добротная шерстяная ткань вообще не испортилась. Но все обошлось, на брюках не осталось ни пятнышка. В знак благодарности ей принесли шоколад и сигареты. "Мне не нужны сигареты, - сказала она, - не курю". 

      - Отдашь своему Перцеву, - посоветовали ей. 

   Командир эскадрильи, чьи самолеты обслуживала Анна, капитан Матрас, даже по фотографии видно, что настоящий командир. У него энергичное лицо, озабоченно нахмуренный лоб и горящие глаза под густыми бровями. 

     - Его уважали, и не только летчики. В нем чувствовалась такая сила, что рядом с ним каждый чувствовал себя надежно защищенным. Таким же был и командир полка - полковник Пьер Пуйяд, - Анна Кузьминична вспоминает его с особой теплотой.- Он жалел меня: "Бедная Аня, работаешь без отдыха и сна". Спали мы по два-три часа в сутки. 

   Командир полка Пуйяд умер в 68 лет, в 1979 году. Анна Кузьминична случайно узнала об этом и очень расстроилась. Глядя на фотографию Пьера, ей не верилось, что уже нет в живых высокого, всегда подтянутого командира. 

      Перцев 

     Конец войны застал полк "Нормандия-Неман" на аэродроме Эльбинг под Кенигсбергом. Оттуда французские летчики улетели во Францию. Анна Киваева вернулась домой с двумя парашютами, выпрошенными на складе, и трофейным граммофоном с пластинками Буша. 

      Из парашютов Аня сшила себе одежду и красивое свадебное платье. Изящный граммофон подарила брату. 

     Затем была скромная свадьба с Юрием Перцевым и долгая гарнизонная жизнь. Аня никогда не сидела сложа руки. В последние годы перед уходом на пенсию она работала на одном из оборонных предприятий Ростова. 

      Была ли она счастлива? Считает, что да. 

     - Те годы, что я прослужила в "Нормандии-Неман", - говорит Анна Кузьминична,- настолько наполнили мою жизнь, что другой мне и не надо. Я помню, как к нам в полк приезжал Илья Эренбург. Он не раз фотографировал меня - осталось несколько его снимков... Я жива до тех пор, пока помню и французских летчиков, и своего напарника Володю Мещерякова, и подругу по учебке Сашу Шылкину, о судьбе которых ничего не знаю... Мне повезло. Ведь я пожила среди баронов и графов. А такое в жизни выпадает не каждому. 

     Таких вежливых и культурных людей Анна, как ей кажется, в своей жизни больше не встречала. 

     - Они никогда не позволяли при мне сказать грубое слово, - вспоминает Перцева.- Не то, что наши... В полк не раз приезжал сын Сталина - Василий. Такого матерщинника еще надо было поискать. 

    ...Есть вещи, которые Анна Кузьминична не любит вспоминать: как после войны, боясь преследований КГБ, старалась не рассказывать, что воевала в "Нормандии-Неман". Как, по этой же причине, вместе с Юрием Перцевым бросила с Ворошиловского моста в Дон награды Французского правительства - медали, кресты и именной пистолет. 

     Еще Анне Кузьминичне обидно, что после войны ей так и не удалось встретиться с однополчанами: сначала (до 1982 года) было нельзя, а потом не было здоровья. Так что всех своих баронов Перцева запомнила молодыми.