«СОЮЗ РЫЖИХ» ПО-РОСТОВСКИ

83 года назад Ростов, насквозь продуваемый «вихрями враждебными» гражданской войны, вынужден был временно отвлечься от политических баталий и ещё раз доказать «городу и миру» своё гордое звание «папы». Такого ограбления не было в донской столице ни до, ни после «исторического материализма». По сей день официально оно считается нераскрытым. В канун 280-летия отечественной прокуратуры мы возьмём на себя дерзость помочь сыщикам эпохи смутного времени и внести свой скромный мазок в ярчайшую картину уголовной истории Ростова-папы...

Ранним утром 28 декабря 1918 года («белая» Россия большевистского «нового стиля» не признавала - все даты даны по юлианскому календарю) помощник управляющего 1-го ростовского Общества взаимного кредита г-н Субботин с головой, чугунной от могучих трёхдневных рождественских возлияний, дрожащими по той же причине руками тщетно пытался ввинтить замысловатый ключ в хитрый германский замок «стальной комнаты». С горечью убедившись в бесперспективности своих усилий, он замогильным голосом прохрипел в предрассветную мглу сторожа Михеича. Шкафоподобный Михеич по-медвежьи пробухал заснеженными валенками по паркету и, строго пыхнув на начальство перегаром, с кряканьем вогнал ключ в скважину. И-ить, перемать, бесовска сила! Тяжеленная дверь под мужицким напором бесшумно отвалила в сторону. Шкафоподобный сторож сунул сизый нос вовнутрь. Так, крестьянского любопытства ради. И... раскрыв заросшую всклокоченными волосьями пасть, словно бегемот, дико заорал. Чугунный череп Субботина едва не разлетелся на куски. Он повёл мутным оком из-за спины сторожа и зашёлся воплем в унисон Михеичу. Так и ревели они как полоумные с четверть часа, пока на сатанинский вой не сбежался в «стальную комнату» весь банк...

Вечером того же дня триумвират лучших ростовских следователей - Филиппов, Кунцевич и Маршалк - заполняли объёмистый протокол осмотра. Согласно протоколу, «грабители путём подкопа проникли в банк, высверлили бетонную стену толщиною в сажень (1,76 м), при помощи газовой горелки, известной науке как «кран Данилевского», разрезали стальную стену комнаты толщиной в четверть аршина (около 20 см), взломали сейфы и вынесли их содержимое через подземный ход». Внушительный лаз тянулся десятки метров и вел в подвал дома напротив (угол Темерницкой и Николаевской), принадлежащий Аграеву и Кистову (тому самому, который владел и зданием, где ныне размещается главный корпус РГУ). Как раз по диагонали от входа в банк. Несмотря на то, что у взломщиков, очевидно, было в запасе три рождественских выходных, когда в банке никого не было, они всё же очень спешили. Раскурочена только часть из 400 сейфов. К тому же на месте преступления брошены кислородные баллоны с манометром, цилиндры с поршнем для выработки водорода, аппарат его очищения и газовая горелка. В подземном ходе, как бы в насмешку, валялись несколько неподъёмных мешков с золотыми слитками и изделиями. Надо полагать, до предела нагруженные супердобычей воры не стали надрываться сразу и поленились возвращаться потом. Просто плюнули на лишний груз, пусть даже золотой... Триумвират сосредоточенно тёр носы и скреб затылки - ничего путного в головы не лезло. Подобного в Ростове ещё не было, в России-матушке - вроде бы тоже на память не приходило. Ущерб только по предварительным данным оценивался в десятки миллионов полновесных николаевских золотых рублей - сумма чудовищная по довоенным временам. Когда управляющему банком доложили, что число пострадавших от взлома «стальной комнаты» составило 435 самых уважаемых и состоятельных людей юга России, ему сделалось дурно. Карета «скорой помощи» галопом умчала старика с сердечным приступом в хирургическую клинику Напалкова. Такого краха не знавал ещё ни один банк южнее Москвы...

1-е Общество взаимного кредита считалось одним из самых надёжных российских банков, а «стальная комната» в нём - гордостью делового Ростова. Изготовленная в 1899 году берлинской фирмой «Арнгейм», она представляла собой огромный металлический куб с дверью весом в полтонны. Панцирная броня из золингеновской инструментальной стали высшего качества, которой обшивались дредноуты. Плюс сами сейфы внутри куба. Сам герр С.И. Арнгейм гарантировал, что и через полвека ни один взломщик не распечатает этот гигантский чудо-сейф. Спесивый тевтон плохо знал российских «медвежатников»…

Растерянный триумвират не придумал ничего умнее, как арестовать всех, кто хотя бы теоретически мог оказаться причастным к этому грандиозному банковскому погрому. Таковых набралось двенадцать, как апостолов. В их числе - вытащенный в самый «ответственный» момент прямо из публичного дома мадам Жонкье, дрожащий от страха и неизвестности владелец дома напротив банка А.С. Аграев.

На следующий день в Ростов срочно прибыла «звезда» донского сыска - судебный следователь по особо важным делам Новочеркасской судебной палаты Г.Н. Мова с группой собственных экспертов. Он снисходительно обозрел триумвират, икнул после сытного обеда, аккуратненько тросточкой отстранил замешкавшегося Кунцевича и на три часа углубился в развороченные джунгли «стальной комнаты». А когда с задумчивым видом уже под ужин выбрался оттуда и, подражая героям чуть ли не всех современных детективных романов, сунул в зубы обгрызанную трубку, промолвил глубокомысленно:

- А вы знаете, господа, наши грабители - отъявленные оптимисты. В отличие от многих они, надо полагать, свято верят в победу Белого движения. Ибо, бросив мешки с золотом, прихватили все до одного заемные билеты Владикавказской железной дороги. Нам бы в штаб к атаману Краснову таких дальновидных.

Эксперты-очкарики выдали научную часть осмотра «кран Данилевского» разогревает металл до 2000 градусов по Цельсию. При такой температуре можно расплавить не только панцирную сталь, но даже платину. Хотя, конечно, есть опасность возгорания бумаг внутри сейфа. В умелых руках при определённом навыке газовая горелка «разберётся» и со стальной обшивкой комнаты, и с сейфами. Другое дело, что на уцелевших сейфах нет ни следа взлома. А стало быть, не исключено, что умные воры заранее арендовали себе здесь сейф (или сейфы) и, не утруждая себя многочасовыми переносками тяжёлого, опасного и неудобного груза, просто складировали часть наиболее ценных бриллиантов туда. А когда всё успокоится, просто, красиво и совершенно легально изымут добычу. Иными словами, не исключено, что главные ценности до сих пор покоятся в «стальной комнате», но уже в других сейфах...

Озадаченный Мова по-наполеоновски махнул рукой - создать специальную комиссию и открывать все уцелевшие сейфы подряд. Обсудили. Создали. Глава комиссии, бывший городской голова Нахичевани К.М. Попов, также пострадавший от «медвежатников», аж подпрыгивал от нетерпения, когда распечатывал стальные ящики - всё надеялся, что его «кое-какое барахлишко» супостаты припрятали именно здесь.

- А вам, господин Матусевич, какого рожна здесь надо? - Злющий от неудач Мова зыркнул очами на шнырявшего под ногами сыщиков негоцианта.

- Да я… да тут… жилет здесь должен быть мой…

- Какой-такой, вашу маман, жилет? - Трубка чуть не треснула под следовательскими пальцами.

- Жилет, знаете…   я туда, безопасности для… 600 тысяч николаевскими вшил…  в Лодзь собирался, знаете… ну и, стало быть, засунул в сейф сохранности ради… Время сами знаете какое…

Черешневая трубка грохнулась на продырявленный «краном Данилевского» стальной арнгеймовский пол.

Как и следовало ожидать, ничего не нашли. Привели на допрос трясущегося Аграева. Тот чуть в штаны не наложил под палаческим взором Мовы.

- Ну-с… - от этого адского новочеркасского «ну-с» уходила в пятки не одна разбойная душа, - будем признаваться или как?

Аграев рухнул к лакированным ботинкам сыщика. Вот хрест святой, ничего не знаю, господин судейский. Ну жили какие-то типы вида вроде бы благопристойного и поведения трезвого. Ну заплатили какие-то жалкие три тысчонки за аренду подвала и первого этажа. Говорили, мол, по коммерческой части, для товару значит. А там пес их знает. А мне-то что? Дом доходный, пущай будет «для товару», лишь бы платили исправно… Да, вот еще что, господин судейский: дворник Мансур недавно помер. Скоропостижно, говорят. Шустрый такой был татарин, любопытный. Не болел вроде никогда. Хранил, значит, в подвале старье какое-то…

Мова что-то записал в блокноте и крикнул куда-то в коридор: «Евдокимов! Выпускай всех 12 «апостолов». «Залетных» искать будем, чтоб их раздавило это золото…»

1-е Общество взаимного кредита в Ростове почило в бозе, не дожив всего неделю до своего безупречного полувекового юбилея…

На сей оптимистической ноте архивисты ФСБ ставят жирный знак вопроса, относя беспрецедентный ростовский банковский погром в длиннейший ряд нераскрытых преступлений века минувшего. Мы грешные, дерзнем двинуться дальше и постараемся в меру сил реставрировать то, что не удалось сыщикам недавнего прошлого…

В дореволюционной истории российской уголовщины при желании можно отыскать три случая ограбления путём подкопа с использованием современных на тот момент достижений физико-химической науки. «Медвежатники», ученики куда более прилежные, чем ленивые школяры и студенты, на месте не стояли и использовали научные открытия гораздо оборотистее легендарной отечественной бюрократии. Кое в чем «помогли» им мастера детективной прозы.

В 1911 году четко и организованно была подрыта «Касса общества взаимного страхования от несчастных случаев» в Варшаве. План «акции» был один в один слизан с конан-дойлевского рассказа тридцатилетней давности «Союз рыжих». Воров так и не нашли, но «польский след» в подкопных делах остался.

В 1916 году в Харькове громыхнула на всю империю фантастическая кража из «Приказчичьего общества взаимного кредита». Взломщики тогда похитили процентных бумаг на 2,5 млн и всю наличность, выражавшуюся в цифрах с большущими нулями. Эта последняя «медвежья» акция и интересует нас больше всего. Во-первых, ее раскрытием занимался «гений русского сыска» - знаменитый следователь Аркадий Францевич Кошко. Во-вторых, она как под копирку повторяет «ростовский погром» два года спустя (дата ограбления - 28 декабря, рождественские выходные). Некоторые из своих дел сыщик описал в «Очерках уголовного мира»…

Кошко давно уже занимался самыми немыслимыми кражами и слыл в своем деле первоклассным знатоком. В Харькове он быстро составил «диагноз», орудовали «варшавские воры». Проанализировав «почерк» взломщиков и некоторые характерные признаки преступления (подкоп из деревянного сарайчика со двора соседнего дома под «стальную комнату»; использование новейших достижений науки, брошенные на месте электропилы, баллоны с газом, банки с кислотой, сверла, аккумуляторные батареи - всего оборудования на несколько тысяч рублей; точность и выверенность в действиях воров), сыщик сразу определил, какую публику, собственно, надо искать. Его портрет «варшавских воров» оказался будто списанным с натуры: «прекрасно одетые, безукоризненно манерные господа, ведущие широкий образ жизни, останавливающиеся только в дорогих гостиницах, посещающие только дорогие ресторации и публичные дома, «работающие» только с очень крупными суммами. Они педантичны, упорны, настойчивы и терпеливы. Хорошо вооружены. На подготовку тратят огромные деньги, используя подкуп и приобретая дорогие инструменты, которые бросают на месте преступления, ибо добыча намного превышает затраты. Будучи же пойманы, вины своей не отрицают, подельников не предают и ведут себя достойно почетного звания «варшавских воров»…»

Из оставленных в «стальной комнате» отпечатков пальцев Кошко составил маленький альбом и на неделю с лупой зарылся в громадную дактилоскопическую картотеку департамента полиции. Там, среди более чем двух миллионов «автографов», он не стал распылять силы, сразу направился к знакомому шкафу - «варшавские воры».

Через несколько дней коридорный харьковской гостиницы «Парижъ» опознал по фотографии профессиональных «медвежатников» Станислава Квятковского, Здислава Горошку и Яна Сандаевского. В результате блистательно разработанной и проведенной операции в Москве на Переяславской улице Кошко накрыл восьмерых из девяти участников харьковского ограбления. Лишь одного следствие так и не установило. Но особенно не расстраивались - все главари были в их руках. Да и сам Квятковский, потомственный шляхтич, от знаменитого на всю Европу взлома и не думал отказываться. Напротив, гордился им.

Но до суда дело так и не дошло. Спустя несколько недель в Россию пожаловал «февральский тайфун», а вслед за оным - «октябрьский смерч». Двери каторги и тюрем открылись как для пламенных революционеров, так и для прочей уркаганской братии, моментом принявшей обличье «жертв царского произвола» и «борцов с самодержавием». Зато «гений русского сыска», мгновенно превратившийся в «сатрапа, палача и держиморду», тем же смерчем был выброшен на улицу и вынужден был скрываться от власти Советов, которой не терпелось поболее ухлопать людей, преданно исполнявших свой профессиональный долг. Кошко бежал в гетманский Киев. И вот там-то морозной зимней ночью 1918 года где-то на Подоле он нос к носу столкнулся с самим ясновельможным паном Квятковским. Эту встречу Аркадий Францевич тоже привёл в своих записках.

Видя, что некогда грозный сыщик еле на ногах держится от голода в рваном пальтишке и дырявых калошах, выдающийся «медвежатник» отвел его в приличный трактир, накормил и на прощанье всыпал в карман горсть золотых николаевских червонцев. На протестующий жест сыщика Квятковский с кривой усмешкой объяснил:

- Не беспокойтесь, Аркадий Францевич, это деньги, хе-хе, чистые   доходы от коммерции…

- Чем заниматься изволите, пан Станислав?

- Да так, хе-хе, обтяпываем одно дельце…

Заметим, что памятная встреча на Подоле произошла в начале 1918 года, когда до супервзлома в Ростове оставалось чуть больше десяти месяцев. Что за «дельце обтяпывал» гроза европейских сейфов? Где были в этот момент Горошка, Сандаевский и другие приснопамятные «варшавские воры»? Не в знаменитом ли городе-папе-на-Дону? И кто был тот таинственный «девятый», сумевший-таки ловко ускользнуть от мастерской московской облавы Кошко? Воров такого ранга даже в Европе единицы, и вряд ли они бы в такое славное время сидели, сложа руки. Все дороги ведут в Ростов…

Но к великому сожалению, русского Шерлока Холмса на Дону в декабре 1918 года не было. Кошко до самого последнего врангелевского парохода возглавлял уголовную полицию в Крыму. Так что ростовский судебный следователь Мова просто не мог тогда знать ни о рандеву в Киеве, ни о готовящемся «дельце», ни о концентрации в южной столице крупнейших «варшавских воров» бывшей Империи.

Но мы-то знаем. И можем внимательно порыться в чудом сохранившихся уголовных документах того времени. Может, повезёт? Достаем из бездонных кладовых музы Клио криминальную сводку за 21 августа 1919 года - почти девять месяцев после «рождественской акции» в Ростове: «в Таганроге при попытке нелегально сбыть бриллианты был арестован бывший артист варшавского (!) Нового театра миниатюр Клеменс Бахенкевич». Поляк. Камушки тут же опознал запрыгавший от радости экс-голова Нахичевани Попов - они, родненькие, из «стальной комнаты». Артиста тряхнули как следует. Тот поначалу кричал, возмущался. Ведать ничего не ведаю. Купил, мол, на рынке у каких-то двух братьев-вахлаков.

Но через час пришедший в сознание миниатюрист заплывшим глазом таращился на бумагу и, едва шевеля распухшими губами, высвистывал сквозь уцелевшие зубы вожделенную фамилию: Людвиг-Мариан Буйвен. Варшавский мещанин сорока лет с солидным уголовным стажем и «медвежьим» опытом, который пропал из поля зрения полиции несколько лет назад. Тот самый, «девятый»…

Его взяли тихо, без шума. Он, как водится, и не запирался. Что ж, проиграл так проиграл. Да, участвовал. Все как и в Харькове, две недели рыли, чтобы успеть точно под Рождество. Дворник-татарин, мерзавец, копал вместе с нами, а потом, подлец, пытался шантажировать. Противно было и не в наших правилах, но пришлось убрать. Многое просто не успели вынести. Да и черт с ним, вывернули из «стальной комнаты» так много, что решили не гневить Бога, бросить. Кто остальные взломщики? Что вы, господа, Бог с вами, какие фамилии? Ищите, за что же вам донское правительство жалование-то платит…

С Буйвеном все было ясно - не скажет, профессиональный вор. Хоть стреляй. Но ведь у следствия в руках есть ещё сломленный духом артист Бахенкевич. И вскоре судебный следователь Мова беседовал уже с неким Игнацем Косицким, а на столе у него переливалась солнечными бликами горка конфискованных драгоценностей. Через день в Екатеринославе арестовали и любовницу Косицкого Лию Беркович, но, к сожалению, коллекцию конфиската она не пополнила. «Варшавские воры» женщинам ни денег, ни драгоценностей не доверяют…

Три грабителя сидели за решеткой, остальные растворились с большей частью добычи. Кто они? Следователь Мова этого так никогда и не узнал. Мы же без особой боязни ошибиться можем назвать их фамилии: Квятковский, Горошка, Сандаевский. Похоже, был еще и седьмой, из местных, без которого невозможно было бы «работать» в городе, чужаков не терпящем. Видимо, с его подачи нашли в Ростове специалиста, чисто убравшего дворника. В декабре 1921 года в Ростове Донугро накрыл многочисленную банду жуткого «мокрушника» Чернышева. В ее составе как-то особняком стоял 35-летний вор-рецидивист А.Д. Лапшин, имевший при себе огромные деньги в «николаевских» рублях. «Мокрухой» тот себя не осквернял. На следствии сознался в организации ограбления складов «Учрабис» и «Доноблсоюз» путем подкопа (!) и, заговорщицки подмигивая чекисту, намекнул на свое участие в нашумевшем «рождественском деле» 1918 года. Для рабоче-крестьянского парня из ЧК тогда это было более чем неактуально. Он и слыхом не слыхивал ни о каком «рождественском деле». А если б и знал - плевать, грабанули - так ведь буржуев, так им и надо. И с легким сердцем пустили тогда «в расход» ростовско-варшавского вора, так и не поинтересовавшись, не спрятали ли знаменитые «диггеры» ту самую исчезнувшую часть добычи где-нибудь на темерницко-нахичеванских холмах. Ибо настораживает, что ни Бахенкевич спустя девять месяцев после «акции», ни Косицкий немногим позже, ни Лапшин через целых три года так и не смогли  переправить добычу за кордон. Очень может быть, что «варшавские» припрятали  весь свой суперклад где-либо неподалеку от Ростова, а может, и в самом городе дабы в более спокойные времена, после наведения «конституционного порядка в России Белой армией, без проблем его забрать. Не зря ведь заемные билеты железной дороги все до одного уперли - надеялись, и далеко не должны утащить. Поближе к управлению ВлЖД, то есть к Ростову-папе. Может быть, до сих пор таится в донских курганах, либо в подвалах старого Ростова богатейший клад «стальной комнаты»? В пылу красного наступления найти его не успел судебный следователь Мова, в расстрелном пылу борьбы с бандитизмом не удосужились это сделать революционные Мегрэ. Нам же спешить некуда. Вся жизнь впереди. Ищите да обрящете!

P.S. Очерк Сергея Кисина замечателен не только потому, что знакомит читателя с интересным уголовным делом двадцатого столетия. Перед нами - блестящее расследование преступления, тайна которого казалось бы, утонула в пучинах прошлого. Но вот вам доказательство справедливости истины: все тайное становится явным.

И все же мне хотелось бы добавить ещё один штрих к расследованию историка. Вспоминая о гении русского сыска Аркадии Францевиче Кошко, автор пишет: «Но, к великому сожалений, русского Шерлока Холмса на Дону в декабре 1918 года не было». Это верно. Однако Кисин - тоже к великому сожалению - выпустил из поля зрения фигуру, которая интересна не менее, нежели Кошко. Упоминая о триумвирате лучших ростовских следователей - Филиппов, Кунцевич и Маршалк, - нужно было обратить внимание на последнюю, довольно редкую польскую фамилию. Дело в том что в распутывании кражи из Харьковского банка Кошко помогал.. следователь Маршалк! Вряд ли речь идёт о совпадении: следователь Маршалк - это не следова¬тель Петров. Но почему же в таком случае Маршалк не вспомнил о краже двухлетней давности? Ведь абсолютно идентичные преступления! Не мог следователь Маршалк,. помогавший Кошко в Харькове, этого «не заметить». Стало быть?.. Скорее всего, полицейский был «в доле» со своими польскими соплеменниками. Во всяком случае, он точно знал, кого искать, а уж найдя знал, как убедить «поделиться». А что такого? Белое дело шло к краху, нужно было подумать о будущем. По крайней мере, иного объяснения таинственной «слепоты» Маршалка у меня нет. А у вас?