РОЖДЕСТВЕНСКИЕ ПРЕМЬЕРЫ В МУЗЫКАЛЬНОМ ТЕАТРЕ

Весь оркестр Музыкального театра услышать можно редко: оркестровая яма маленькая (архитекторы напортачили — сделали опереточный вариант) – мучается театр на оперных спектаклях. Потому два раза в году (на рождественских концертах и закрытии сезона), когда предоставляется возможность музыкантам выбраться из «ямы» и показать своё симфоническое искусство, то это праздник не только для публики, но и для самого оркестра. Мы на сцене, и мы артисты! Убедитесь...

И что ж не убедиться: «Зал полон, ложи блещут», — любимый маэстро Александр Анисимов у пульта. Однако «русская программа» в его предложении оказалась весьма необычной для рождественского мероприятия. Так уж принято, что на подобные события приходят не меломаны, ищущие музыкальных изысков и приключений в мире звуков, а вполне обычные граждане, отдыхающие после череды праздников. Для них готовят также обычно что-то шлягерно-развлекательное из симфонических шедевров П.И. Чайковского или И. Штрауса. Александр Анисимов решил нарушить традицию и показать публике русский музыкальный модернизм. Смело, конечно...

Для начала, чтобы не сильно напрягать слушателей, в программу включили эстрадного Г. Свиридова с его музыкой к фильму «Метель», собранной автором в эффектную сюиту. Не всю, а шесть частей. И если бы слушатели не хлопали между короткими фрагментами, то эстрадный момент можно было бы преодолеть.

Впрочем, не знакомая с филармоническими законами публика хлопала и в паузах на «Курдских песнях» того же Свиридова, когда маэстро резко повернул программу концерта от демократической всеобщности в сторону необычной драматургии русского хорового пения. И совсем уж зал напрягся во время исполнения Первого концерта Прокофьева для фортепиано с оркестром.

Ещё в консерватории великому композитору приклеили ярлык «крайний модернист», что он и подтверждал с первых же своих произведений. Первый концерт (1912 г.) с резкими созвучиями, изломанными мелодиями, необычными ритмами Прокофьев позже сам обвинял в некоторой «футбольности» и погоне за внешним блеском. Но это тогда. Сегодня концерт пользуется большой популярностью среди исполнителей… мужчин. Не женское это произведение. Не умеют его играть дамы, т.к. в подобной музыке желательно всё же избежать всякой сентиментальности, а ошарашить публику эпатажностью и гротеском формы, заложенной автором.

По-моему, А. Анисимов ошибся, пригласив в солистки Юлию Чаплину, и концерт увяз в её старательности и желании победить прокофьевский модернизм бойкого содержания. Молодая пианистка, заработавшая имя на исполнении Чайковского, продемонстрировала лихую технику. Пальчики летали, завораживая зал, а необходимой энергии и эффекта так и не высекли из инструмента. И, поскольку в концерте был заложен новый для музыки того времени подход к фортепиано, звучание инструмента подчиняет себе оркестр, то и оркестр не мог найти самостоятельные краски музыкального исполнения. Но виртуозность солистки всё же покорила публику, в принципе и не нуждавшуюся в каком-то оригинальном прочтении прокофьевской партитуры. Аплодисменты «посоветовались» и перешли в овации.

Второе отделение концерта было посвящено «Картинкам с выставки» Мусоргского – Равеля. Мусоргский, как известно, был превосходным пианистом. Как дань любимому инструменту он создал фортепианную сюиту из десяти пьес (1874 г.), соединённых лейтмотивом вступления. Идея же сделать переложение для симфонического оркестра принадлежит М. Равелю, влюблённому в русскую музыку. Эту работу 1912 года считают одним из высших достижений французского композитора. Как в «Болеро», слушатель попадает на выставку инструментов большого оркестра, одна мелодия предстаёт в различных «нарядах». Так и в «Картинках» продолжается симфоническое представление возможностей разных инструментов, но уже через многообразный музыкальный русский модернизм Мусоргского.

Александр Анисимов дирижировал с азартом никогда не устающего человека, демонстрируя зрелость и смелость понимания непростой музыкальной партитуры. Создавал образы «картинок» и их смысловой подтекст. Музыканты старательно отыгрывали каждый звук, достаточно ясно отзываясь на указания маэстро. Но до воображаемого идеала молодому оркестру ещё предстоит много работать.

Однако в знакомом музыкальном тексте оркестранты уже могут показать блеск исполнения. В конце основной программы были заготовлены два «биса». Конечно, Пётр Ильич и его шлягеры из «Щелкунчика» – догадайтесь, какие? Те, которые все узнают с первого перелива струн арфы. Оркестру они знакомы назубок, дирижёру просто делать нечего, и маэстро отставил в сторону свою сосредоточенность и разыграл перед публикой маленький спектакль свободного вдохновенного дирижирования. А когда зазвучал «Вальс», то мне показалось, что ему просто необходима партнёрша, он бы с ней закружился, закружился… Как хотелось закружиться некоторым сидящим в зале. Рождество всё-таки!