Не спотыкается лишь ползущий

Очередная персональная выставка Максима Ильинова открылась в городской публичной библиотеке. Максиму 22 года, но он уже достаточно известен как художник, поэт и модельмен.

— Эту выставку я посвятил России и женщинам, без них я бы не стал тем Максом, которым являюсь. Все последние работы написаны в 2005 году за полгода. Здесь не все, но большинство работ. «Одеяния» написаны в сложное время. Были сложные чувства, — говорит художник.

Ильинов — крепкий рыжий парень, от которого исходит столько же энергии, сколько от нашей главной звезды по имени Солнце. Все картины были завешены простынями, как зеркала на похоронах. Молодой художник не без пафоса, громко и уверенно, как некогда декламировал Маяковский, говорит: «Я сниму лишь первую оболочку. Дальше будете снимать сами. Кто на что горазд, тот для себя то и откроет. Здесь много тайного, много скрытого. У каждой картины своя история. Я горжусь этими полотнами. Это уже не колористические опыты, которыми я занимался год назад. Это зрелые произведения не с точки зрения живописи, а с точки зрения меня самого».

Как только персонажи были разоблачены, в зал ворвался разноцветный ветер безумия. В том смысле, что работы Ильинова умом не постичь, только лишь подсознанием. У него даже разноцветные рамки — произведения искусства, каждая отдельно сделана к определённой картине. Ильинов шутит, что он же дальтоник, поэтому всё так ярко и жирно выписано.

У самого входа картина «Англия. Будущая учительница». На ней маленькая девочка в очках с указкой за спиной, будто бы с длинным ножиком. Девочка какая-то злобная, на ультрамариновом фоне. У Максима так же, как и рамки, фон - это отдельная персона. Он создаёт такую цветомузыку, что подчас уже и главные герои не столь интересуют. Или вот голубой ангел с жёлтыми крыльями играет на красной дудке. Картина «Апельсины» действительно пахнет апельсинами. Святого Себастьяна кто только не рисовал. Даже у меня есть подлинник, подаренный Вадимом Муриным, который, я надеюсь, ещё при моей жизни будет признан великим художником. У Макса Себастьян проткнут стрелами под дождём. Вроде бы ничего нового, но создаётся ощущение безумной скорости. И вообще Ильинов - художник стремительный. За это и пожурила его известная женщина, преподаватель и искусствовед. Дескать, гениальный парень, только вот спешит, торопится и потому часто спотыкается.

А ведь каждый решает за себя, как ему лететь, идти, плыть по течению или ползти. Не спотыкается только тот, кто ползёт и пресмыкается. Но у тех существ тоже есть свои трудности. Их часто едят летучие хищники. Ильинов делает всё, что угодно, только не ползёт. Да он за полгода полсотни полотен зафигачил. Наспех - не наспех, но нравится и ему, и людям. На картине «Завистник» на комоде стоят разные предметы. Какие-то злые игрушки. В банке балерина растёт растением, что-то включено в розетку. На заднем фоне висит картина с голой тёткой. А рядом эта картина уже в полный рост. Называется «Материнство свято изначально». Голая лысая женщина держит на руках младенца. У обоих нимбы над головой. Эта картина сильно понравилась искусствоведу и совсем почему-то не тронула меня. Когда вижу подобных урбанистических богородиц, сразу же тянет нарисовать картину «Отцовство порочно изначально». На картине будет нарисован отец в рваной тельняшке, с папиросой, наливающий стакан водки подростку. На картине «Мармулеточки» на ветке сидят спинами к нам две голые барышни с длинными пальцами на руках. Обнимаются. Я просто всё воспринимаю. Ничто молодёжное нам не чуждо. А Святой Себастьян вообще покровитель всех геев. Картин с пожилыми женщинами у Максима значительно больше. Спрашиваю его, почему пожилых тётенек он рисует преимущественно спереди, а молодых сзади. Макс смеётся. Отвечает: «Просто пожилые по жизни больше встречаются, и они реально помогают. А молодые пусть зреют. Пусть пока на ветке посидят».

— Вот говорят, ты торопишься, спотыкаешься, а долго ты пишешь картину?

— Сейчас стал тщательней относиться. В среднем 2-3 дня. «Цыганку Розу» рисовал целую неделю, поскольку любил эту девушку. Хотя мог написать за 5 часов.

— А сколько же  ей лет? — удивлённо спрашиваю его.

— Ну 20 с копейками.

— Мне   показалось, что  все  6О!  Такая  она крепкая и мужественная.

— Да тут всем натурщицам 18, 20, не больше.

— Я    смотрю, ты очень любишь рисовать на заднем фоне портретов обои?

— Да, но я их немножко утрирую. Вот на портрете «Хозяйка Лаовей» вообще линолеум, который лежит у меня в мастерской. Прикололся.

— Эта страшная, властная и хитрая женщина, похожая на классическую ведьму, являлась  мамой скандинавского бога, — объясняет художник.

Глядя на многие его картины, понимаешь, что парень с недюжинным интеллектом.

— А что ты читаешь, что тебя вдохновляет?

— Сейчас в основном политические новости. Я же перечитал всю классику. Я сильно напитан. Меня просто несёт, стоит лишь маленький   камушек  кинуть. Раньше читал запоем всё подряд. В Грекова учился 4 года назад, перечитал всех греческих и европейских философов. Меня даже хотели отправить на философский факультет, я предмет знал лучше философички. Вот есть такой философ Зенон. Его толком никто объяснить не может. Я на раз всё понял и объяснил всей группе. Потом меня водили в другие группы, чтобы и им от меня и Зенона «досталось». Я не могу иной раз понять, как чулки у женщин держатся, но устройство боеголовки или философский трактат — это для меня. Во мне есть какая-то непонятная фишка. Вот недавно читал труды по микробиологии. За неделю — 6 толстых учебников, написанных в советские времена расцвета науки генетики. Я хотел понять, от чего болезнь Паркинсона, почему царевич Алексей страдал гемофилией. Оказалось, что не хватает каких-то хромосом. Я могу теперь понять, как делают из белого нефа. За одну операцию добавляют один ген. Теперь стал читать химию.

— Твои картины продаются?

— Почти нет. Наверное, мои покупатели ещё растут.

Максим громко и с выражением читал свои стихи, но я не очень-то понял о чём. Для меня они замысловатые иди, скорее, «замысловатые». Я же не читал к собственному стыду труды по генетике. Ну, гений, что с него взять. Люди с кинокамерами и фотоаппаратами толпились у его картины «Сафари». Он приклеил на холст настоящее зеркало. Нарисовал красных львов. Всё затянуто верёвками, даже рамка оббита гвоздями. Словом, африканское чудо Маниту. Все хотели снять своё отражение в этой картине. Этот художник за вдохновением по карманам не лазает. Его действительно торкает и прёт, как говорят его сверстники. Библейские мотивы, мистика. Потрясающая картина «Атлантида». Наоми Кемпбел на не загрунтованном картоне в платье из бинтов, с голубыми волосами. Яркие и фантастические галлюциногенные и кислотные краски. Во всём этом много музыки, крика и восторга.

Выступающая критикесса заметила, что всем рыжим скандинавам присущ элемент самовлюблённости. Ну да, они любят себя и дарят много себя всем, щедро и легко, а главное, торопясь, пусть и спотыкаясь.

Художник Максим Ильинов

Максим Ильинов молод и крайне амбициозен. Он считает себя основателем нового прогрессивного течения под названием «колоризм» и уверяет, что за ним будущее. Проводит по две выставке в год, одна из которых проходит сейчас в Публичной библиотеке. Анастасия Крестовская посетила выставку «Одеяния» и выяснила, кто же такой Максим Ильинов на самом деле и в чём заключается его творчество.

— Колоризм — протест против чего-то?

— Это не протест. Это выход из жуткого тупика, в котором сейчас находится искусство. У меня есть талантливые друзья-художники, но язык их творчества — классический. Опора идёт либо на модерн, либо на наш советский реализм. А что-то сверх прогрессивного никто не может предложить. Я же начинаю создавать что-то совершенно новое, без оглядки на прошлое, выхожу на другую вышину ярких образов. У нас мало кто пишет людей, потому что это непросто.

— В чём основа колоризма?

— В том, что пишу не я, а через меня искусство в чистом виде. Я просто наблюдатель. Мне дано видеть и чувствовать не так, как все. В этом заключается мой талант и моя особенность. Но я ничего сам не придумываю, я только повествую. Все мои выдумки на чём-то основаны.

— Твоя выставка носит название «Одеяния». Какие смыслы ты скрыл за ним?

— Вообще я люблю зрителю всегда в лоб подавать работы. Чтобы человек долго не думал. Например, если рисую наркомана, то это будет наркоман и ничего больше, если это натюрморт, то это натюрморт. А эту выставку я целиком построил на философских размышлениях. Решил проверить интеллектуальные возможности зрителей. Выставка называется «Одеяния», потому что все работы были завешены на выставке белым ситцем. И когда заходили на выставку, то было впечатление, что кто-то умер. Была некая таинственность. Я специально изначально задал интригу. Потом под музыку я все эти тряпки снял. Таким образом, я как художник сделал первый шаг. А дальше мысленно «раздевать» картины, копаться в их смыслах должен был сам зритель. Вот в чём фишка. С каждой картины, как с капусты, нужно было снимать по листику, чтобы понять, что там нарисовано.

— Ну, давай вместе попробуем «раздеть» какую-нибудь из картин. Натюрморт, к примеру. Почему «Завистник»?

— Тут много всего. В левом углу видишь, куколка стоит, а справа — мальчик с балеринкой. Поняла? Вот. И всё этому подчинено. И цвет и настроение. Так, детской манерой решается взрослая проблема.

— Какие ещё взрослые вопросы ты поднимал в своих картинах?

— Ну, например, философское размышление о жизни в картинах «Позитив» и «Негатив». Негатив: злобу, ненависть, боль — писать очень легко. Это изначально в людях сидит. Человеку всегда легче изобразить грусть, чем искренне рассмеяться. Даже актёрам. Вот попробуй посидеть с улыбкой хотя бы 10 минут. Даже если сможешь, то она все равно начинает деревенеть, меняется выражение глаз. А вот с нахмуренной мордашкой можно сидеть и час и два. Когда я писал картину «Негатив», то натурщики сидели три часа. И никто не устал. Радость же тяжело писать. У меня даже радостные картины получаются грустные.

— Какие ещё тематические пласты в этой выставке ты затронул? Вот, я отметила библейскую тематику, национальный колорит…

— …и образ женщины. Правильно. Вот это основные моменты. Отталкиваться я стал от женщин. У меня много натурщиц, но мне хотелось чего-то более экспрессивного. Где брать? — Полез в религию. Потому что она меня трогает. Отсюда появились картины «Иисус и грешница», «Святой Себастьян». Мне она очень нравится, потому что картина повествовательная, обо мне.

— То есть, Святой Себастьян — это ты?

— Да, в образе Себастьяна представлен я со своим искусством. Себастьян был убит за религию. Пройдёт время, и я расплачусь за то, что делаю сейчас. Я это уже чувствую. То, что ты сейчас видишь в этом произведении (убитый Себастьян, а рядом — скорбящие женщина с ребёнком — прим. авт.), случится через 10-15 лет. Наверняка будут жена и дети. Но они не случайно стоят поодаль. Потому что удар я приму на себя. И вся моя надежда на детей, которые после папы смогут всё продолжить и восстановить справедливость. Так что, «Святой Себастьян» — это картина-пророчество.

— Ты можешь эту картину назвать любимой?

— Одной из пяти любимых. В числе них лиричные, как девушки, картины с узорами: «Цыганка Роза», «Хозяйка Лаувей» и «Птенцы Неаполя». И, наконец, «Апельсины». Здесь пластика, цвет и образ переданы не через тонкий мазок, как на Себастьяне, а в пятнах. Эту картину я считаю апогеем своего творчества. Ведь я дальтоник. Вижу только чистые, спектральные цвета: жёлтый, оранжевый, красный и т.д. А оттенки не различаю. Все карандаши и баллончики подписаны моими друзьями. И подобрать интуитивно такую гамму цветов, как на этой картине, мне составило очень большого труда. Я переписывал «Апельсины» раз пять. Но когда я все-таки дописал картину, то получил огромное удовольствие.

— В своей выставке ты уделил место и Наоми Кэмпбелл. Почему именно ей, а не какой-нибудь другой знаменитой модели?

— Как-то я смотрел показ коллекций, а после дефиле — интервью с Наоми. Я удивился, что она не африканка. Она человек мира. А вот о Шиффер нельзя так сказать. Она чистая немка. Наоми же универсальна в общении, не пугается ни бедности, ни богатства, она свободная, лёгкая. В любой стране она как своя. Я люблю таких людей. Они как спутники вокруг нас парят. Они умеют жить. Джонни Депп, кстати, тоже такой.

— А как ты определяешь самого себя?

— Я отношу себя к творцам. Для меня есть творцы, и есть художники. Художники — ремесленники, которые получили грамоту в институте, и пишут академически. А помимо этого учат детей, делают выставки, вступают в союз художников. И есть творцы, которые видят мир по-своему. И, научившись чему-то, могут его отобразить. Творцы не могут быть только живописцами. Я вот занимаюсь графикой и дизайном мебели, пишу музыку и стихи и т.д.

— Кого ещё ты можешь назвать творцами?

— Шемякина, Сальвадора Дали, всех импрессионистов. Виктора Цоя, Сергея Высоцкого, Андрея Миронова, Иосифа Бродского, Владимира Маяковского. Они жили, играли, творили и не были привязаны к какому-то одному виду искусства.

— Тебе не кажется, что у тебя звёздная болезнь?

— Да, я родился со звездной болезнью, но не в том смысле, что нос у меня задран кверху. Звёздочка у меня внутри. Во мне сидит стремление к выражению. Но высокомерности нет. Хотя 90% считают, что я возомнил из себя Мистера Пупа.

— О чём ты мечтаешь?

— Чтобы моё искусство увидели люди всего мира и сказали: Who is it? Я хочу, чтобы в рамках земного шара сказали, хорошо то, что я делаю или нет.