В ЧЕСТЬ ШАМПУНЯ - НА УДАЧУ

- НЕ УДИВЛЯЙТЕСЬ, - го­ворила молоденькая дик­тор, - если, путешествуя по Африке, вы встретите человека, чье имя на ме­стном наречии означает «С Новым годом», или «Будь здоров!», «Шестой сын», или «Будущая коро­лева».

Сама она не скрывала улыбки, сообщение пред­ставлялось ей явно курь­езным. Но удивляться этим именам и вправду нам не стоит. То, что рас­сказала диктор о сегод­няшнем дне Африки, все­го лишь наше прошлое. Причем ушедшее не бес­следно: отголоски его слышны по сей день. Главным образом, в фа­милиях, происшедших от странных нам теперь, но совсем не удивительных для своего времени имен.

Знавала я когда-то од­ного Четвертакова, кото­рый похвалялся, будто обязан фамилией такому предку-удальцу, что чет­верть водки для него была, что для другого ста­кан... А между тем, как ныне у некоторых наро­дов Африки, так прежде в Древней Руси в иных се­мьях не обременяли себя выбором имен. Детей на­зывали порядковыми но­мерами (или - производ­ными от этих номеров)по тому, в какой очереднос­ти дети появлялись на свет: Первак, Вторак, Третьяк, Четвертак, Пя­так, Шесток или Шестак, Семак, Осьмак, Девятко, Десятой... От таких бра­тьев и пошли Первовы да Третьяки с Третьяковыми, Четвертаки и Четвертаковы, Пятаковы, Шестаковы, Семаковы, Девятовы и т.д.

И имена - пожелания были в Древней Руси. Африканцы назвали доч­ку «Будущая королева»? А вот Леонид Щетинин, из­вестный специалист в об­ласти ономастики (т.е. науки, изучающей личные имена), в одной из своих книг приводит сразу не­сколько имен - жизнен­ных ориентиров: Влады­ка Сидоров и Дьяк Ржевский, Игумен Карташев и Келерь Терпигорев, По­сол Бурунов и Хозяин Тютин...

- А что же имя Воин забыли, - скажет знаток русской литературы, - мелькает оно на ее стра­ницах.

Воина мы не забыли. Но, как объясняет Щети­нин, это имя не было по­желанием сыну ратной жизни и ратной славы. Владыка, Дьяк, Посол - имена мирские, некален­дарные. А Воин попал в календарь, хотя и по ошибке: прозвища рус­ских святых - Иоанн Воин, Зосима Воин при­няли когда-то за двойные имена, каждым из кото­рых можно нарекать но­ворожденных. А уж от тех Воинов, стало быть, и Воиновы пошли.

Вообще происхожде­ние фамилий - штука тон­кая. Спроси неискушен­ного в ономастике, какая фамилия благороднее -Графский, Генералов, Гу­бернаторов или Дворни­ков, - так разве Дворни­кова предпочтут? А ведь тот, кто дал роду фами­лию Дворников, на соци­альной лестнице возвы­шался над предками Графских, Генераловых и Губернаторовых. Графс­кие, Генераловы - боль­шей частью потомки слуг, крепостных какого-то гра­фа или генерала. А пре­док Дворниковых либо содержал постоялый двор, либо управлял скот­ным двором, рыбным за­водом или соляными вар­ницами.

-  Леонид Михайлович, - говорю я, - а вот дореволюционные бродяги могли плениться такой солидной фамилией, как, скажем, Генералов?

-  Беспаспортные бродяги, беглые каторжники или солдаты, которые не хотели  в полицейском участке называть своего имени, часто прикрывались такими фамилиями, как Безродный, Безъязычный, Непомнящий, Неизвестный, Безымянный, Бесплеменный, Беспрозванный.  Это  была проверенная уловка, спасавшая от наказания за прошлые грехи.

Со временем стали по­являться беглецы с фан­тазией. Авантюристы, проще говоря. Эти могли называться и Орловыми, и Пушкиными, и Потемки­ными.

...Всем известна страсть артистов к име­нам звучным, необыч­ным, экзотическим по­рой. Но сходное явление наблюдалось и под се­нью семинарий, в кругах духовенства. «В донском крае такие географичес­кие фамилии, как Вест­фальский, Критский, Курляндский, были плодом творчества ректора Во­ронежской духовной се­минарии, который таким образом возмещал от­сутствие фамилий у час­ти его воспитанников, - сообщает Леонид Щети­нин в «Словаре донских фамилий». - Причем фа­милии типа Вестфальс­кий или Критский были характерны для имятворчества только в этой се­минарии, тогда как в не­которых других предпо­читали в качестве основ вновь создаваемых фа­милий названия экзоти­ческих цветов и растений (Орхидеев, Розов, Пальмин, Померанцев и др.). Еще чаще в тех же целях использовали латинские слова, обозначавшие различные положитель­ные человеческие каче­ства (Сперанский, Бене­воленский)».

Чем плохи фамилии Орлов или Крестовский, хоть даже и для духовен­ства? Но вот уже и они семинаристам представ­ляются слишком мирски­ми. Коллеги Леонида Щетинина - госпожи Сус­лова и Суперанская в кни­ге «О русских именах» дают целый список таких - переводных фамилий. Вот переводы на латынь: был Бобров - стал Кас­торский, назывался Гусе­вым, превратился в Ансерова. Прежде Орлов - те­перь Аквилев, Скворцов - Стурницкий, Песков - Аренов или Аренский. А вот - переводы на гре­ческий. Тут Холмский превращается в Лофицкого, Хлебников в Арто­болевского, Крестовский в Ставровского, Первен­цев в Протогенова, Пету­хов в Алекторова...

Красота, как известно, страшная сила... Но ког­да грянет революция...

- В 30-е годы прошло­го века, - говорит Леонид Щетинин, - прокатилась волна перемен имен и фамилий. Причем от ка­ких фамилий отказыва­лись, а каким отдавали предпочтение, узнавала вся страна: эти сообще­ния печатались на стра­ницах «Известий» ВЦИК.

Избавлялись от фами­лий откровенно плебейс­ких, неблагозвучных и, конечно, тех, которые могли породить сомнения в политической благона­дежности их обладате­лей. «Церковные» фами­лии стали небезопасны, и потому Благовестов пре­вращался в Лукина, Вос­кресенский - Полякова, Воздвиженский - Смир­нова, Фаворский - Вайсберга, Успенский - Озе­рова, Богоявленский ста­новился просто Ленским и т.д. Фамилия Ленский, как и Дубровский, Не­вский, Раевский, Майс­кий, Маевский, при обме­нах 30-х годов была по­пулярна.

...У каждой эпохи – свои представления о красоте имен и их созву­чии духу времени. Я на­чала этот разговор с со­общения об африканских традициях имянаречения, но за тем сообщением вскоре последовало дру­гое. О том, что в США, похоже, входят в моду имена – названия пре­стижных, всемирно изве­стных фирм. Например, «L'Oreal» («Лореаль»).

Неужели какой-нибудь Лореаль Иванов, Вискас Петров или Самсунг Си­доров – это и наше буду­щее?..